Гаврил посмотрел в ту сторону, в которую кивком показал отец. В окружении местных купцов и магнатов стоял рыжеватый подвижный мужчина средних лет. Он хорошо поставленным голосом что- то рассказывал своим собеседникам, на что те громко и заразительно хохотали.

Гаврилу показалось, что Бахарев своими повадками походил на рысь- мягкие и сильные движения, взгляд зеленоватых глаз и повадки хищника, готового в любой момент взорваться и напасть в самый неожиданный момент.

Гаврил подошел к толпе купцов и, дождавшись когда утихнет очередной взрыв хохота, обратился к Бахареву:

– Петр Иванович, приветствую Вас! Меня зовут Гаврил Васильевич Никифоров, сын Василия Манньыаттааха,– лаконично представился молодой человек.

– А, приветствую! Весьма наслышан о Вашей семье,– сказал Бахарев, энергично пожимая сухощавую руку Никифорова.

– У меня есть к Вам деловое предложение, Петр Иванович,– сразу перешел к делу Никифоров.

– Какой Вы быстрый молодой человек! Давайте поступим так- завтра приезжайте ко мне по этому адресу- там и спокойно обсудим,– ответил Бахарев, протянув свою визитную карточку.

– До завтра, Петр Иванович! Честь имею,– сделав легкий поклон, Никифоров отошел.

Глава 2. Становление

Мех соболя являлся одной из основных статей дохода царской казны. В иные годы четверть всего годового дохода Российского государства составляли поступления от продажи пушнины.

Пушнина стала тем локомотивом, который двигал ватагами русских казаков и вел к открытию сибирских земель. Он заставлял казачьи отряды продвигаться все дальше на север и дальше на восток.

И в Якутии основным видом дохода узкого круга купцов стал промысел и продажа ценного меха- в основном меха соболя.

К их числу относился и купец первой гильдии Бахарев Николай Васильевич. Водкой, хитростью и лестью он расположил к себе северных якутов и эвенков. Он брал у них соболей без денег, в кредит, не условливаясь по цене. Накопив партию пушнины, Бахарев продавал затем соболей в Хабаровске и Владивостоке, накручивая сверху двести, а иногда и триста процентов прибыли.

Когда же приходило время расплачиваться с туземцами за поставленную пушнину, у Бахарева падало настроение и он яростно торговался с ними. Обманывая и прижимая каждую копейку.

Бывало и так, что промысловики не могли добиться аудиенции у Бахарева, чтобы забрать свои законные, причитающие им деньги за соболей. И так поступал не только Бахарев, так делали и многие другие якутские купцы, сколотившие себе состояния на «мягком золоте».

Дорогие кожаные диваны, дубовые шкафы и картины в массивных позолоченных рамах- все говорило о богатстве хозяина и его желании произвести впечатление на окружающих. На столе стояла наполовину опорожненная бутылка дорогого шустовского коньяка. Чуть пьяные глаза Бахарева и наполненная коньячная рюмка в его руках говорили о том, что он с утра уже приложился.

– Добрый день, Петр Иванович!– ответил Никифоров, не спеша оглядывая роскошные апартаменты Бахарева.

Бахарев своими рысьими глазами вглядывался в Никифорова. И ничего не ускользало от его придирчивого внимания. Он отметил про себя, что молодой человек следил за собой. Идеально уложенные волосы на голове, ухоженные ногти рук, белоснежная рубашка выдавали в нем человека аккуратного и щепетильного к мелочам.

– Добрый день, Гаврил Васильевич! Чем могу быть Вам полезен?– спросил Бахарев, закончив свой беглый осмотр.

Никифоров помолчал, словно взвешивая каждое слово, и медленно начал свою речь:

– Вы знаете, что я происхожу из известного купеческого рода Никифоровых. Мои родные занимаются продажей скота. Но прибыль в этом виде деятельности недостаточна высока. После нескольких лет размышлений я думал бы заняться скупкой и продажей пушнины…