Свободная от Глена Элби Александр Захаров

Глава 1 – Прибытие в Сент-Агату

Промозглый лондонский туман окутывал улицы густой пеленой, будто город сам старался скрыться от посторонних глаз. Экипаж с глухим скрипом катился по булыжной мостовой, колёса скользили по мокрому камню. Внутри, закутавшись в пальто, Елизавета Ватсон крепче прижала к себе потёртый кожаный чемодан – единственную вещь, напоминавшую ей о доме, который она оставила позади.

В дрожащем стекле отражалась не столько она сама, сколько всё, что ей приходилось оставить – дом на Фитцрой-сквер, запах чая с бергамотом, полки отцовской библиотеки, где тома Медицинского обозрения соседствовали с рассказами Эдгара По…

Тринадцатилетняя девочка с непослушными рыжими волосами и россыпью веснушек на бледной коже невольно вздохнула. Её зелёные глаза – точь-в-точь как у матери – блестели в полумраке кареты, когда она в последний раз мысленно прощалась с Лондоном.

«Это для твоего же блага, Лизи», – звучал в памяти голос отца. Его фигура, прямостоящая на крыльце, казалась статуей – безупречный воротник, трость с серебряным набалдашником, и лишь едва заметное дрожание усов выдавало скрытое волнение. – «В Сент-Агате ты получишь то, чего я не смог тебе дать – воспитание, достойное молодой леди».

Она прижала пальцы к медальону на шее – серебряной подвеске, принадлежавшей матери. Внутри хранилась крошечная фотография: женщина с мягкой улыбкой, сжимающая руки маленькой девочки. Шесть лет прошло с того дня, как Мэри Ватсон скончалась от скарлатины, но рана до сих пор не заживала.

Карета свернула с Блумсбери-стрит и въехала в район, где туман, казалось, становился гуще. Вдруг из молочного марева выступили массивные железные ворота, за которыми возвышался пансион Сент-Агата. Огромное серое здание, с его шпилями, увитыми плющом стенами и остроконечными крышами, напоминало мрачный собор. Оно давило не размерами, а атмосферой – будто само место не желало гостей.

Дождь усилился, когда кучер открыл дверцу. Подол платья Лизи мгновенно намок, а волосы прилипли к вискам. Пока она выходила из экипажа, скрип ворот прорезал воздух, как лезвие ножа – резкий, враждебный. Внезапно девочка почувствовала, что на неё кто-то смотрит. Взглянув на здание, она увидела десятки узких окон – будто прищуренные глаза, наблюдавшие за каждым её шагом.

Гравий заскрипел под сапожками, когда она пошла по аллее. Аккуратные кусты по краям казались нарочито вычурными, словно природа здесь тоже была поставлена под дисциплину. Горгульи на фасаде издевательски ухмылялись, и Лизи подумала: а ведь у этого места есть зубы.

Внутри пахло полировкой, сыростью и старой бумагой. Вестибюль утопал в полумраке, тяжёлые портьеры сдерживали и без того слабый свет. Лизи встретила пожилая горничная с каменным лицом и повела по широкой лестнице на второй этаж.

Там, в кабинете с потолком, теряющимся во тьме, за массивным дубовым столом восседала мисс Эвелина Грин. Высокая женщина с ледяным взглядом и осанкой, достойной генерала, пристально изучала Лизи, как будто решала, поддаётся ли девочка дрессировке.

– Мисс Ватсон, – произнесла она ровным, тихим голосом. – Добро пожаловать в пансион Сент-Агата. Надеюсь, вы готовы стать достойной воспитанницей нашего заведения.

При упоминании фамилии её тон едва заметно изменился. Лизи почувствовала, как в её животе сжался тугой узел. В серых глазах смотрительницы мелькнула искра – не злобы, но чего-то, пугающе личного.

– Правила здесь просты. Подъём – шесть утра. Молитва. Завтрак. Английская литература, французский, математика, история, этикет. После обеда – музыка, рукоделие, изобразительное искусство. Вечером – общая молитва. Отбой в девять. Нарушений быть не должно.

Горничная сопроводила Лизи в спальню – крошечную комнату с двумя кроватями и потёртым ковром. В одной из них, скрестив ноги под себя, сидела девочка – бледная, с большими глазами и длинными косами.

– Я – Аннабель Ли, – прошептала она. Её голос был тонок и дрожал. Когда она подняла руку, чтобы пожать Лизи ладонь, под рукавом мелькнул синяк, который она тут же прикрыла.

– Добро пожаловать, – добавила Аннабель, почти виновато. В её взгляде Лизи увидела и тревогу, и… мольбу?

Позже, в одиночестве, раскладывая свои вещи, Лизи достала фотографию отца и спрятала её под подушку. Сердце сжалось. Почему он выбрал именно этот пансион? Почему настоял?

Ночь накрыла Сент-Агату, как чёрное покрывало. В коридоре раздались шаги. Где-то скрипнула дверь. Ветер выл за окнами, и в этом завывании слышалось что-то большее, чем просто погода.

Сжимая медальон, Лизи прошептала:

– Я буду сильной, мама. Я всё узнаю. Обещаю.

А за стенами её новой комнаты, за строгими молитвами и правилами, затаились чужие секреты. Пансион Сент-Агата ждал – не как дом, а как лабиринт.

Тяжёлая дубовая дверь класса математики скрипнула, когда Лизи переступила порог. Двадцать пар глаз одновременно повернулись в ее сторону, и девочка почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ряды парт, выстроенные с математической точностью, были заполнены ученицами в одинаковых серых платьях с белыми воротничками. Их спины были неестественно прямыми, словно к каждой спине была прикреплена невидимая линия.

В этот момент ей показалось, будто она оказалась в театре, где все актёры уже выучили роли, а она – опоздавшая зрительница, внезапно вытолкнутая на сцену. Даже воздух здесь казался плотным, как пергамент, на котором раз за разом переписывали старые, не подлежащие изменению правила.

«Мисс Ватсон?» – раздался холодный голос. У доски стояла высокая женщина с заострённым, словно клюв хищной птицы, носом и тонкими, плотно сжатыми губами. Ее темное платье, застегнутое под самым горлом, казалось продолжением строгой атмосферы класса.

«Да, мэм», – ответила Лизи, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, как учил отец.

«Я мисс Блекторн. Займите место у окна, рядом с мисс Аннабель Ли».

Лизи направилась к указанной парте, где сидела худенькая девочка с длинными темными косами. Аннабель едва заметно подвинулась, освободив место, и прежде чем Лизи успела усесться, та украдкой вытерла глаза платочком.

Лизи опустилась на скамью, стараясь не выдать растерянности. Девочки вокруг будто снова обратились в каменные изваяния. Ни взгляда, ни вздоха. Только лёгкий запах промокшего шерстяного платья, мела и чего-то… невыразимо сдержанного, как будто весь класс боялся дышать слишком громко.

Воздух в классе был пропитан запахом мела и какой-то неуловимой тревогой. На доске аккуратным почерком были выведены уравнения, но Лизи не могла сосредоточиться на цифрах. Ее внимание привлекла странная атмосфера класса – напряжённая тишина, прерываемая только скрипом перьев и редкими вздохами.

Мисс Блекторн начала урок, ее голос звучал монотонно, как тиканье больших напольных часов в холле пансиона. Лизи открыла тетрадь и сделала вид, что записывает, но краем глаза следила за соседкой. Аннабель постоянно теребила воротничок платья, будто он душил ее, а когда мисс Блекторн проходила мимо их парт, девочка вздрагивала, как от удара.

Лизи почувствовала странное сжатие в груди. Она вспомнила, как однажды отец говорил ей, что самые страшные раны – не на коже. «Есть взгляды, от которых хочется спрятаться сильнее, чем от кулака», – говорил он, рассматривая свежую газетную вырезку. Лизи вдруг подумала, что это место полно таких взглядов.

В дальнем ряду сидела белокурая девушка, державшаяся особенно прямо. Ее золотистые локоны были уложены безупречно, а на воротничке поблескивала маленькая брошь – заметное украшение, которое Лизи заметила среди всех учениц. Девушка поймала взгляд Лизи и едва заметно усмехнулась, отчего по спине пробежал неприятный холодок.

Улыбка была без намёка на радость – скорее напоминала тонкую трещину на стекле: изящную, но опасную. Что-то в её манере смотреть заставляло Лизи напрячься, как перед приближением грозы.

«Мисс Ватсон», – голос Мисс Блэкторн прозвучал резко, как хлыст, – «раз вы так внимательно изучаете класс вместо доски, возможно, вам удастся решить это уравнение?»

Лизи поднялась и подошла к доске. Пальцы дрожали, когда она взяла мел, но годы занятий с отцом не прошли даром. Она быстро решила задачу, стараясь не обращать внимания на пристальный взгляд учительницы.

Она чувствовала, как внутри просыпается что-то упрямое и тёплое. Не ради похвалы – ради собственного достоинства. Быть способной, несмотря на страх, – значит, быть свободной. Так учил её отец. И с каждой цифрой, выписанной на доске, она словно возвращала себе часть потерянной опоры.

«Хмм…» – мисс Блекторн поджала губы ещё сильнее. «Садитесь. В следующий раз я ожидаю большего внимания к уроку и меньшего… наблюдения».

Вернувшись на место, Лизи заметила, как Аннабель украдкой показала ей большой палец. Это был первый дружелюбный жест, который она увидела в пансионе.

Маленький знак – но в этой обстановке он значил многое. Как свеча в подвале. Лизи сжала губы и, пусть незаметно, но кивнула в ответ.

Когда прозвенел звонок, возвещающий об окончании урока, девочки встали настолько синхронно, что это казалось результатом долгих повторений. Они почти сразу направились к выходу, но Лизи намеренно задержалась, сделав вид, что собирает учебники.