Коридор был погружён в дремотное безмолвие. Только редкие газовые фонари отбрасывали на стены пятна дрожащего света, превращая викторианский орнамент обоев в рой чёрных насекомых. Скрипка звала. Не прямо, не отчаянно, но настойчиво. Словно кто-то молил – не спасти, но хотя бы услышать.

Лизи шла на звук, почти не дыша. Знакомая третья половица у портрета основательницы пансиона скрипнула под её ногой, как всегда предательски громко. Сердце колотилось, как у воробья, загнанного в ловушку. Но никто не появился. Лишь скрипка продолжала звать, теперь ближе, пронзительнее.

Дверь в музыкальную комнату была приоткрыта. Изнутри лился тусклый, медово-мерцающий свет свечи. Лизи заглянула внутрь – и замерла.

У окна, напротив стекла, за которым догорал рассвет, стояла Клара Харрингтон. Её тонкая фигура, выпрямленная как струна, казалась изваянной из тени и света. Скрипка дрожала в её руках. Смычок метался по струнам, извлекая ноты, будто вырванные из горла. Глаза Клары были закрыты. Слёзы текли по её щекам, но она не замечала их – словно играла не для кого-то, а вопреки.

Но вдруг половица под ногой Лизи скрипнула. Мелодия оборвалась. Клара вздрогнула, как спугнутая птица, и смычок выскользнул из пальцев, глухо ударившись о пол.

– Пожалуйста… – прошептала Клара, обернувшись. В её голосе дрожал страх. – Пожалуйста, не говори, что видела меня здесь. Никому.

Лизи шагнула внутрь. В свете свечи она увидела синяк на запястье старшей воспитанницы – тёмный, как пятно чернил на белой странице.

– Что случилось? – спросила Лизи тихо, но с дрожью в голосе.

Клара покачала головой и быстро вытерла слёзы, словно надеялась, что так сотрёт и саму боль.

– Уходи, Лизи. И забудь. Это… ради твоего же блага.

За завтраком Лизи невольно наблюдала за Кларой. Та сидела безупречно прямо, как всегда. Но теперь её руки, державшие нож и вилку, едва заметно дрожали. Мистер Фостер, молодой учитель музыки, бросал на неё короткие взгляды, каждый раз, когда мимо проходила мисс Грин. И каждый раз бледнел.

Аннабель, сидевшая рядом, заметила взгляд Лизи.

– Не смотри на них, – прошептала она. – Просто… не надо.

В её голосе звучал такой неподдельный страх, что у Лизи по спине пробежал холод.

Позже, на уроке истории, класс встретил нового преподавателя – мистера Блэквуда. Высокий, сдержанный, с проницательным взглядом, он казался чужим даже на фоне строгого пансиона. Его лекция была странной – о средневековых допросах, пытках, пытливости как опасном пороке. Некоторые девочки вздрагивали, но мисс Грин, сидевшая в углу, одобрительно кивала.

– История учит, – произнёс он, остановившись у окна, – что те, кто хранит чужие секреты, часто платят высокую цену.

Он посмотрел прямо на Клару. Лизи заметила, как побелели костяшки её пальцев. После урока, прячась за стеллажом с географическими картами, она увидела, как Клара протянула мистеру Фостеру конверт – маленький, тонкий. Тот быстро спрятал его в карман и тут же ушёл, даже не оглянувшись.

Во время самостоятельных занятий Лизи отправилась в библиотеку. В поисках книги о викторианском Лондоне она открыла старый том – и из него выпала пожелтевшая газетная вырезка. Заголовок: «Трагическая смерть в престижном пансионе». В статье упоминалась загадочная гибель ученицы – пятилетней давности. Но текст обрывался на полуслове, как будто кто-то намеренно вырвал продолжение.

– Любопытство может быть опасным, мисс Ватсон, – раздался за спиной холодный голос мисс Грин. Она выхватила вырезку и медленно сложила её. – Особенно здесь. Вернитесь к занятиям.

Глаза Лизи метнулись к полке, как будто пытались найти там ещё кусочки правды. Но всё исчезло, словно газета была лишь тенью сна.