Палач, казалось, только пуще погружался в свой внутренний монолог, делая вид, словно никто с ним не говорит. Помощник же и не думал отступать, чувствуя личную ответственность за возможный срыв мероприятия и сурового выговора со стороны судейского аппарата. Можно даже предположить, что молодой человек боялся, как бы самому не оказаться в списке виновных, которым суждено будет забраться по деревянным ступеням без возможности после спуститься на своих двоих.

– Лучше бы вы давеча оповестили о своих планах, тогда бы я хоть дома удавился, в кругу близких. Так нет, вам же хочется, чтобы головы наши слетели в глуши под хмурым небом, ей-богу! Это ведь ещё матушке и жене придется тратиться на билет, дабы лицезреть постыдную расправу над эдаким дураком, как я. А ведь какие надежды были когда-нибудь стать вами, человеком высших нравов, которого детям ставили в пример!

– А уже не ставят?

– Еще ставят, но, поверьте, как только по вашей выходке приговорённый не приедет даже не то чтобы ко времени, а просто исчезнет, нас тут же снимут с должностей, отправив на плаху.

Главный помощник многозначительно замер, надеясь хотя бы сейчас вразумить своего начальника, но тот только весело ухмыльнулся, вернувшись к своим прежним делам, если их так вообще можно было назвать.

Параллельно описанной сцене, обильно загребая песок штиблетами, в сторону командира бежало двое пронырливых людей, взявшихся буквально из ниоткуда, а может, и вынырнувших из-за спин плетущихся вдали зевак.

На одном из спотыкающихся гостей был накинут уже видавший виды суконный плащ, зато брюки, выбиваясь из-под подола только лишь краями, представляли идеальный образец недавно купленного и превосходно подшитого одеяния. Спутник сего господина представлял куда более жалкое зрелище, чьи обноски и вовсе стыдно описывать. Достаточно будет небольшой заметки, что в руках у этого человека наблюдался планшет и несколько замечательно заточенных карандашей, которые явно свидетельствовали о причастности хозяина к тонким искусствам.

Завидев периферийным зрением диковатую пару, Игорь Матвеевич учтиво отвлёкся от своих мыслей, ожидая диалога с узнанными лицами. Помощнику Петру оставалось только молча наблюдать за сценой, которая развернулась в следующие минуты.

Подбежав вплотную к командиру, жуликоватый мужчина в суконном плаще молча пожал тому руку, начав показательно глотать воздух ртом, дабы подчеркнуть усилие, которое было совершено для данной встречи. Спустя некоторое количество секунд пришедший заговорил:

– Ужасно извиняюсь, Игорь Матвеевич. С поездом, который должен был доставить нас вовремя для освещения такого грандиозного события, и для которого мы удостоились чести быть выбранными вами, случилась пренеприятнейшая история…

Не дав закончить своему товарищу, молодой человек безразлично встрял в разговор, сказав такую вещь, от которой у провинившегося встали бы волосы дыбом, если могли:

– Да, барин проспал! Всю ночь до отъезда кутили в доме блудилища.

– Что ты несешь, окаянный?! – неистово огрызнулся представитель прессы на штатного художника.

Командир, не дожидаясь развития перебранки, обратился к журналисту напрямую:

– Евгений Александрович, ваш товарищ изложил правду или смеет надсмехаться над ситуацией, пытаясь перевести в шутку серьёзность сложившихся обстоятельств?

Евгений А. Лукьянов, кардинально сменившись в лице после обращения многоуважаемого командира, буквально сжался до клеща, сознательно пропищав:

– Было дело, виновен! Но можно ли винить мужчину в том, что он оказался околдован потребной девкой?

– С таким давеча лихим пузырём, барин, вас бы не спасла и непотребная девка, да хоть сама большуха пришлась бы бесполезной.