– Но девушка спешно покинула замок, – ворошил былое Мишель. – Прославившись победами над женскими сердцами, ты не сумел удержать ее подле себя?

– Предательски отвернувшийся от меня, лукавыми устами брата жребий смутил слух и мысли воплощения невинности, – поперхнулся безысходной горечью голос Андрея, – обличив меня в бесчисленных пороках, в мутной трясине коих, с его слов, безнадежно погрязла моя давно презревшая раскаяние душа.

– Что ж помешало тебе достойным образом развеять прахом коварные наветы снедаемого ревностью брата и убедить девушку в обратном? – росло недоумение кузена.

– Сшибленному с ног ударом ревности, на голову разбитому вероломным обвинением, мне не достало сил и слов в защиту моей поруганной чести, – неизживной болью саднило однажды раненое сердце князя. – Девушка сделала свой выбор, – судорожно глотнул он, – и я не посмел, – поднял полный благоговения взгляд на кузена, – посягнуть на ее священное право, смущая ее покой, докучая своим намерением объясниться. Я отпустил ее из своей жизни, – жалко улыбнулся он, – вынужденный довольствоваться оброненными скупыми упоминаниями о ней на балах и приемах. А три месяца спустя имя бесследно исчезнувшей княжны вдруг стало табу для света, – сник Андрей.

– Позволь, – спохватился тронутый услышанным Мишель, – каким же чудом ты заполучил портрет девушки?

Заметно посветлевшее лицо счастливого его удачей Андрея тронула блаженная улыбка.

– После святок подающий надежды художник, – уступил он любопытству кузена, – прознав волею случая о моем злоключении, предложил мне миниатюру, – снова обратился он взглядом к медальону, – венец талантливого труда по заказу князя Елецкого, несколькими днями ранее окончания кропотливой работы … сосланного навечно в Сибирь, – выразительно глянул на утратившего дар речи Мишеля князь. – Знаток своего дела, послушный моим желаниям ювелир в короткий срок создал искусный тайник для волшебного талисмана, копии не сбывшейся, однако не искорененной из сердца мечты, – укрывшая боготворимые черты за золотой дверцей рука прижала реликвию к тяжко вздымающейся груди.

– Припомни-ка древнюю мудрость. И это пройдет, – исцеляющим заклинанием звучат слова настоящего друга, желающего вернуть веру в счастливое завтра. – Взбодрись же! – решительно воззвал Мишель к готовому сложить оружие перед волей судьбы «я» кузена. – Пора прервать череду бессмысленных дней. Вижу, – изрек он с озорной гримаской знающего в том толк доки, – без помощи друга тебе с собой не сладить. Посему, – объявил добродушно улыбнувшемуся в ответ брату, – немедля взявшись за дело, приглашаю тебя составить мне компанию на затеянном моим тестем приеме в честь нежданных гостей, смутивших покой его дома, – непринужденно подтрунил Мишель над приездом их новоиспеченной четы в столицу.

– Возможно, ты прав, – тронутый его благородным порывом, вымолвил Андрей в ответ. – Я принимаю твое предложение, – согласился он попытаться противостоять ополчившемуся против него жребию.

Смущенная рассветом, залившаяся румянцем зари майская ночь неслышной поступью уходит прочь. Золотые четки судьбы, к чьей помощи прибегают влюбленные в своих вожделенных мечтах, гаснут на бледнеющем небе. Луна, всю ночь отплясывающая в их хороводе, изнемогая от истомы, тает в лучах солнца, восходящего над голубой гладью Невы. Скользнувшие по карнизам, они боязливо крадутся сквозь щелки занавесей в покои Дмитрия Андреевича Шаховского, что в шлафроке с чашкой угодливо поданного ему, но забытого и остывшего кофе бодрствует в глубоком кресле во власти какого-то тревожного предчувствия.