– Который час?

– Время обедать, ваше сиятельство, – последовал полный дерзкой иронии доклад. – Горазд же ты спать, братец. Эдак вся жизнь стороной пройдет! – с задорным смехом попенял князю голос.

–– Мишель, – безошибочно узнавший его, с радостью протянул Андрей и открыл глаза.

Синие, редкость для брюнетов, подернутые сейчас дымкой полудремы, они так походили на небо, время от времени своенравно меняющее оттенки, становящееся то светло-голубым, слегка затуманенным на рассвете, то безоблачно-простодушным, то ультрамариновым, как в часы летнего зноя, то негодующе-темным, распаленным майской грозой, озаряемым гневными вспышками молний.

– Дружище! – крепко обнял Андрей кузена. – Ну, выкладывай, – в нетерпеливом ожидании обстоятельного рассказа обращен его пытливый взгляд к бесхитростному лицу Мишеля, – какая нужда заставила тебя покинуть призренную богом глубинку и вернуться в столицу, это гнездилище грехов. Неужто еще не остывшее от страстей сердце дерзнуло вынырнуть из омута семейной жизни, – скользнула по лицу князя лукавая гримаска, – глотнуть свежего воздуха?

В ответ на его по-дружески шутливый намек Мишель только покачал головой с напускной укоризной.

– А твое до недавних пор свободное сердце, похоже, ушло на самое дно иного омута? – парировал он в тон кузену. – В чьих страстных объятьях, – нарочно дразнил его Мишель, – забывая про сон и дом, тонет оно каждой ночью?

Он осекся, распаленное недавним азартом лицо стало серьезным: оцепеневший взгляд вдруг побледневшего, потерявшегося с ответом ему друга, наводнила исподтишка причиненная им боль.

– Уходи, – глядя сквозь обескураженного переменой кузена, с трудом выговорил Андрей.

Намеренная облегчить вздох, неверная рука рванула ворот и, одержимая паническим страхом непоправимого, метнулась по шее к груди. Воспаленный взор и дрожащие руки забывшего обо всем хозяина комнаты, переворачивая все вокруг, ринулись искать нечто для него заветное.

В суматохе оставшийся, терзаемый чувством вины Мишель, заинтригованный, в свою очередь осмотрелся. Золотым мерцанием в складках откинутого прочь полога неосторожно выдала себя цепочка затейливого плетения. В ладонь внимательного князя послушно лег украшающий ее овальный медальон.

– Ты ищешь это? – окликнув возбужденного брата, показал ему Мишель свою находку.

Взбудораженный, еще не в силах говорить, Андрей кивнул и, стиснув перекочевавший в его руку медальон, вымученно улыбнулся, признательный.

– Оборвалась, – остановившись удрученным взором на расторгнутых звеньях цепи, выдавил в конце концов, – как вся моя прежняя жизнь несколько месяцев назад. Вот мой омут, Мишель, – обреченно кивнул на талисман в его ладони князь, уже раскаявшийся в своей вспышке гнева на нанесшего ему по неведению удар кузена. – Омут, в один день на бесконечный срок поглотивший мысли и чувства, выбраться из которого я не в силах.

Подчинившийся его трепетным пальцам, медальон открылся с мелодичным переливом. На заинтригованного Мишеля глянула юная красавица. Пленительное лицо в ореоле едва улегшихся волн темно-русых волос, по-детски счастливый взгляд карих глаз под сенью точеных бровей, трогательные ямочки на свежих щеках.

– Постой, но ведь это … – не решился закончить сраженный своей невероятной догадкой Мишель.

Андрей сокрушенно кивнул. В который раз, отделив закладкой восемь измаранных кляксами глав житейскойповести, восемь долгих месяцев испытания его мятежной души прозой жизни, беспощадная память снова открыла страницу, запечатлевшую первую и последнюю, роковую для князя встречу с девушкой.

Минувший год. Девятнадцатое сентября. Именины Андрея Шаховского. Авантюрист и затейник, ревностный блюститель моды, в подаренном отцом охотничьем замке в пригороде столицы виновник торжества устроил любимую молодежью забаву – бал-маскарад. Разосланы несчетные приглашения, в числе которых – снисходительная уступка докучливому брату – несколько исполненных мужской галантности строк предмету безответной любви Алексея.