– Ты зря мнишь меня врагом, вероломно посягнувшим на незыблемые доселе чувства, – с самообладанием выслушавший Игоря, возразил князь. – Я отнюдь не палач твоего счастья, которым превратная судьба снизошла облагодетельствовать тебя, – заверил он, угадавший природу гложущих мятежного собеседника опасений. – Я не вправе искушать ее, намеренно явив суду твоей дочери до сих пор скрытое от нее спасительной завесой тайны отвратное зрелище – погрязшую в смертных грехах душу отца. На то у меня есть одна, но превосходящая остальные причина: я не могу причинить боль разочарования боготворящей тебя девочке, – открытый взгляд князя колеблет последние сомнения в искренности. – Доверься мне, – невольно дрожит в ожидании важного решения голос. – Оставь девочку ненадолго тут на моем попечении.

– Если она сама этого захочет, – глухо ответил облеченный правом последнего слова Игорь. – Я передам ей приглашение вашего сиятельства, – в сдавленном спазмом от страданий голосе – не усыпленная враждебность, – но настаивать на ее согласии не стану.

С достоинством поклонившись, он скрылся в доме.

Замерший спустя несколько минут на краю постели не потревоженной в безмятежном сне дочери, Игорь смотрел на ее умиротворенное лицо. В остановившемся сейчас взгляде – взбудораженная поединком душа, исполненная нежности к обожаемой им девочке, хлынувшей горлом в грудь горечи, вяжущей дыхание мыслью о грядущей разлуке, непреходящей тревоги об ее судьбе.

Девочка вздохнула, повела головой по подушке и, открыв глаза, встретила уже оживший взгляд отца.

– Как ты, родная? – наклонился тот к дочери.

– Я уснула, – пробормотала та сконфуженно. – Мне так неловко, – спрятала она взгляд, прильнув к отцовскому плечу.

– В этом нет ничего зазорного, – крепко обнявший ее Игорь с улыбкой поцеловал детскую макушку. – Тебе надо было отдохнуть.

– Перед дедушкой неудобно, – виновато молвила девочка. – Хороша гостья: за весь день с ним и двух слов не сказала.

– У тебя будет вдоволь времени исправить это досадное недоразумение, – утешительно улыбнулся ей Игорь.

– Разве мы не возвращаемся домой утром? – взметнулись ее удивленные ресницы.

– Мне послезавтра должно быть на службе, – теперь Игорь прятал удрученный взгляд. – Тебя же дедушка пригласил еще сколько-то времени погостить в имении, – на миг замявшись, сдержал-таки он данное князю слово.

– И ты позволишь? – торопят его с ответом ожидающие исполнения заветного желания глаза и голос дочери.

– Да, Оленька, – проигравший сражение за ее выбор Игорь с трудом заставляет голос звучать непринужденно. – Ты вольна остаться здесь, пока, соскучившись по мне, не захочешь вернуться домой.

Она крепко обняла отца: с горячей благодарностью за его великодушную жертву, принесенную любящим сердцем на алтарь ее удовольствия, с искренним желанием смирить его боль от первой в их жизни разлуки.

Он уехал на рассвете, запретив провожавшему его князю будить девочку ради нескольких тягостных минут прощания.

– Долгие проводы – лишние слезы, – с горечью усмехнулся Игорь в ответ на недоумение в глазах хозяина дома и поспешил скрыть свои чувства за дверцей поданного экипажа.

Маленькая узорчатая стрелка на часах в библиотеке, где Михаил Александрович остался один на один с преследующими его мыслями, остановилась на девяти. Прервав его раздумья тревожным стуком, на пороге комнаты замер взволнованный дворецкий.

– Ваше сиятельство, – низко поклонившись, торопился он с докладом, – барышни нет в ее покоях. Даша, которую вы намедни изволили определить ей в услужение, с ног сбилась.

Ошеломленный князь шагнул мимо посторонившегося с почтением дворецкого в холл. Вокруг царил переполох. Туда-сюда сновала поднятая на ноги челядь.