Михаил Александрович с нескрываемым любопытством наблюдал за внучкой, легко справлявшейся с предметами прибора на искусно сервированном столе и бойко отвечающей по-французски интересующемуся ее предпочтениями слуге.

Игорь, от которого не укрылось пристальное внимание к его дочери, был горд за свою девочку, эту обаятельную умницу, сумевшую произвести впечатление на присутствующих.

Обед, увенчанный изысканным десертом, подошел к концу. Глянув на стряпчего и Игоря, Михаил Александрович выразил надежду на их способность приступить к вершению важных дел немедленно.

Слева от прибора княжны, блюстительницы привитых ей манер, упокоилась безупречно накрахмаленная салфетка – знак того, что девочка намерена покинуть стол. Вышколенный слуга отодвинул ее стул. Поблагодарив изящным реверансом за приятное общество учтиво поднявшихся вслед за нею мужчин, девочка направилась к выходу. Навстречу ей шагнул корнет.

– Позволит ли мадемуазель занять ее вынужденный досуг, развлечь ненавязчивым обществом? – обратился он к княжне.

Игорь поймал взгляд дочери, в котором читались горячее желание продолжить необычное знакомство и сомнение в ее праве предпочтения новых впечатлений незыблемым чувствам любящего отца.

Оторвавшийся от мятежных глаз, исполненный ревности взгляд Игоря обратился на неожиданно вставшего между ним и дочерью дерзкого соперника, вероломно вторгнувшегося в их посвященную лишь друг другу жизнь. Но, подавив ятрящие его взбудораженную душу чувства, спустя мгновение ласковым голосом князь успокоил угрызения совести девочки:

– Я не могу допустить, чтобы ты тяготилась одиночеством и скукой, пока буду занят докучливыми делами, – улыбнулся он ее взметнувшимся счастьем ресницам. – Посему спешу выразить вашему благородию, – последовал любезный поклон корнету, – признательность за намерение скрасить досуг ее сиятельства.

Удовлетворенный капитуляцией князя, последний снова обратился к девочке:

– Соблаговолит ли мадемуазель…

– Оленька, – поправила та, кокетливо играя ямочками у губ.

– Оленька, – улыбнувшись, повторил корнет, – составит мне компанию для приятной, смею заверить, прогулки по окрестностям?

– С удовольствием, – не заставила себя ждать ее улыбка.

– Обещаю не разочаровать мою спутницу, – обнадежил корнет девочку и предложил ей руку.

Та охотно подала свою.

Через несколько минут княжна в отороченной кремовым кружевом шляпке снова предстала перед ожидающим ее в холле корнетом. Они сошли к поданной к подъезду коляске.

– Благодарю, ваше благородие, – выговорила девочка, опершись на предупредительно поданную руку, устраиваясь на сиденье.

– Мне показалось, мы могли бы стать друзьями, – смутило ее предположение расположившегося напротив спутника.

– Если ваше благородие считает меня достойной этой чести, – молвила стушевавшаяся, но, безусловно, польщенная девочка.

– Но друзья не величают меня «ваше благородие», – с улыбкой пенял корнет озадаченной протестом против исстари заведенного этикета княжне, – а называют просто по имени.

– Мне неловко возражать, – замялась та, – но я не смею …

– Звук имени с лихвой заменит витиеватые слова. Его исполненные душевной теплоты нотки ласкают слух, не оставляя сомнений в симпатии или любви близкого человека, – внушал корнет удивленной его аргументами княжне. – Уверен, ради испытания этих чувств некто, – с чертовщинкой в глазах глянул он на спутницу, – предпочитает обращение «Оленька».

– Немногие знакомые называют меня так с легкой руки papa, – застенчиво улыбнулась та в ответ. – Вы правы: за этим словом – искренние чувства, щедро питающие мою душу.