На его лице изобразилось непритворное удивление.

– Право, не ожидал, – польщенный ее предложением, произнес прапорщик. – Смею ли надеяться, что мадемуазель не держит и толики обиды на мои давешние речи?

– Помилуйте, – миролюбиво улыбнулась княжна в ответ, – все объяснилось. Я не сержусь совершенно.

Она грациозно поднялась с оттоманки. На зов ее колокольчика в комнату поспешил дворецкий. Почтительно выслушавшему госпожу слуге велено проводить прапорщика в покои для гостей и накрывать ужин для двоих.

Только за ними закрылась дверь, как напускное радушие сошло с лица Ольги. На возвращенном жандарму листке скрыт от чужих глаз смысл много серьезнее, чем жалобы на несносное существование ее подруги. Окажись на месте несведущего прапорщика упомянутый будто невзначай Олег Золотницкий, быть князю в Петропавловской крепости, а не под домашним арестом в имении.

Неумолимая к смертным судьба не оставила выбора долго колеблющейся Софье. Понять ее письмо, на первый взгляд, безделицу, в самом деле отчаянно умоляющее о помощи, могла лишь Ольга Шаховская, чья верная память хранила образец криптограммы, которой Золотницкий некогда увлек подруг.

Хватающаяся за соломинку бедняжка оказалась права: с первой фразы проницательная подруга угадала смысл письма:

«Ольга! Нуждаюсь в помощи. Необходимо спасти бумаги отца. Откажешься – пойму, не упрекну. Надежда только на тебя. София»

Отчетливо понимая, чего стоило подруге ее выстраданное решение, Ольга раздумывала недолго. Она готова была занять благоразумную позицию, предложенную ей прапорщиком. В конце концов, девушка укрылась здесь, чтобы и случайно не быть замешанной в происходящем. Но совесть напоминала: со временем Ольга станет презирать себя, пренебрегшую мольбой подруги, которая видит в ней одной путь к спасению если не ее жизни, то хотя бы чести.

Тягостные размышления Ольги прервал слуга докладом, что ужин подали и приезжий господин ожидает ее сиятельство. Призвав расторопную горничную, Ольга спешно переоделась.

Восторженному взгляду офицера явилась наяда в платье из нежного шифона цвета морской волны с ниспадающим по плечам каскадом кудрей. Прапорщик шагнул к девушке и с восхищением выговорил:

– Я не подозревал, что пустяковое поручение способно одарить мой взгляд очарованием дивного образа мадемуазель.

Намереваясь заслужить ее благосклонность, жандарм церемонно отодвинул для девушки стул и сел за стол напротив. Прапорщик отдыхал душой в уютной комнате с баюкающим мысли огоньками свечей, с искусно сервированным столом. Награда усталости после разъездов с арестами и обысками – прелестная собеседница с бездонной синевой открытого взгляда. Впечатления офицера не преувеличены: окунувшаяся в поток рассказа гостя о столичных, сугубо светских, новостях, улыбающаяся в ответ на комплименты Ольга преобразилась.

Перевалило за полночь, а общество друг друга не утомило ни девушку, ни ее компаньона. Последняя истощенная свеча, угасая, неумолимо напомнила им о слишком поздней поре. Оба невольно рассмеялись ее укору. Девушка поднялась.

– Я прикажу проводить вас в приготовленную комнату.

Деликатным жестом остановив ее, он глянул ей в глаза:

– Снизойдет ли мадемуазель к дерзкой просьбе проводить вашего покорного слугу в отведенные ему покои лично? К чему в столь поздний час тревожить уже, должно быть, спящих слуг?

На мгновение растерявшаяся Ольга лукаво улыбнулась:

– Боюсь, вашему благородию это будет дорого стоит.

– Плачу любую цену! – живо заявил о готовности быть не в меру расточительным прапорщик

Ольга смотрела на него серьезным, пытливым взглядом.