– Вот как, – протянул он, удовлетворенный пояснением. – А я тревожился о безопасности вашего сиятельства.
– Помилуйте, – снисходительно усмехнулась девушка, – здесь мне каждая тропинка знакома. До наших угодий не более четверти часа езды. Вы беспокоились напрасно. Однако, дабы совершенно усыпить угрызения вашей совести, возражать против приятной компании вашего благородия я не стану.
Довольный жандарм поклонился ей с благодарностью.
Всадники миновали шагом просеку, когда прапорщик извлек из кармана мундира брегет.
– Я вынужден покинуть ваше сиятельство, – вымолвил он с досадой на время. – Мне надобно быть с докладом о надзоре за арестованным князем Вяземским у вышестоящего офицера. Позвольте выразить признательность за удовольствие общения с вами. Льщу себя надеждой непременно увидеть мадемуазель снова при более благоприятных обстоятельствах.
Девушка высвободила из перчатки и протянула руку для учтивого поцелуя напоследок. Одарившая его дружелюбной улыбкой, она направила коня дальше. Медленным шагом тот поднялся на пригорок. Ольга обернулась махнуть на прощанье рукой и невольно попридержала поводья.
Прапорщик уже не смотрел ей вслед. Подскакавший к нему тоже несший службу в доме Вяземского жандарм вручил офицеру пакет. Нетерпеливым движением избавившийся от перчаток, прапорщик спешно вскрыл его, пробежал взглядом написанное и, вскинув голову, окликнул так кстати для него замешкавшуюся на пригорке княжну:
– Ваше сиятельство! Задержитесь!
Ольга замерла. Предательский холодок страха пробежал по спине. Презрев взывающий к благоразумию здравый смысл, с трудом понимая, что делает, охваченная противоречивыми мыслями Ольга круто повернула лошадь и пустила ее галопом, не осознавая, какую чудовищную ошибку совершает. Долго хранимые ею выдержка и мужество все же изменили княжне, и она гнала коня в чащу, полагая, что в этом единственное ее спасение от уготованного строками прочитанного жандармом письма будущего.
Она не видела лица офицера, на котором ошеломление сменилось недоумением, подозрением и желанием выяснить причину ее скоропалительного бегства. Он сунул свернутый листок за обшлаг рукава и пришпорил коня. Тот в несколько мгновений внес умелого наездника на пригорок.
Снова обернувшись, княжна прикусила губу от досады: ее преследовали, настойчиво и быстро сокращая расстояние. В сумятице беспорядочно снующих мыслей девушки всплыло страшное, но единственно возможное, как казалось, решение.
Ольга осадила лошадь. Прапорщик приближался. Еще колеблясь, она содрала зубами с руки неподатливую перчатку, нервным движением расстегнула карман чересседельной сумки. Непослушные пальцы нащупали рукоять скрытого в нем маленького пистолета.
Тяжело переводящая дыхание, затравленным взглядом Ольга следила несколько мгновений, каждое из которых кровь отстучала в висках, как жеребец прапорщика преодолевает сажень за саженью. Медлить больше нельзя. Стиснувшая зубы девушка подняла пистолет, прицелилась и выстрелила.
Сквозь дым она увидела, как из-за разорванной пулей подпруги скользнуло по боку коня ее преследователя седло, как последний едва успел высвободить ноги из стремян.
Избавившаяся от погони Ольга повернула коня к просеке:
– Домой, Витязь!
Огненным свинцом обожгло ее правое плечо. Вскрикнув от боли, обратившая недоуменный взгляд на кровавую кляксу, ползущую по меху шубки, девушка машинально зажала левой рукой рану и без сил скользнула с лошади.
Сознание угасало. Последним, что запечатлела ее память, был приближавшийся, прихрамывая, к княжне, взбешенный прапорщик. Он поспешно опустился на колено рядом, рванул ворот девичьей шубки, осмотрел рану и перевязал ее своим платком.