На миг мне снова мерещится дорога, автомобиль и странные существа по ту сторону стекла, но я не успеваю нырнуть в свои галлюцинации, потому что Вася как раз заканчивает рассказ.

Ведущий кивает, что-то говорит негромко – лично Васе, и мы снова утыкаемся в блокноты.

В этот раз я записываю много, но всё бессмысленное: повторяющиеся вариации предложения о холоде и движении, какие-то обрывки фраз и даже слов, рисую спирали на всю страницу. Я с наслаждением нажимаю на карандаш, продавливая глубокий след в линованном листе. Отчего-то я знаю, что следующая очередь моя, и мне всё-таки придётся сказать правду. Я могла бы попытаться скрыть её за чем-то другим, за другой историей, но Нина забрала у меня ледяной сон, Антонио – северные сказки, а Васенька – кошмары потерянного ребёнка. У меня ничего не осталось, кроме дурацкой правды.

И всё же, когда ведущий кивает мне, я делаю попытку съехать с темы:

– Я могу в этот раз промолчать? Пропустить очередь?

Он качает головой, но я упрямо и путано пытаюсь объяснить, в чём же дело:

– Боюсь, моя история станет последней. После неё уже ничего не будет. А у нас тут ещё два участника, помимо меня…

– Это не страшно, – успокаивающе говорит ведущий. – Делай, что должно.

Ну вот, мне не оставили выбора. Ненавижу, когда мне не оставляют выбора. И жалко тех двоих, голоса которых я в этот раз не услышу. Может быть, наверстаю потом. Может быть.

– Мы выехали поздно ночью от своих знакомых… – я смиряюсь и начинаю рассказ. – Чёрт нас подбил ехать в этот гололёд, ночью, могли бы остаться до утра… могли бы выехать раньше… О чём мы только думали? Возможно, я просто очень хотела попасть домой.

Я представляю себе, как это было, и тут же понимаю: что-то идёт не так, совсем не так, как мне хотелось бы. Внутри нарастает чувство пустоты, дрожь пробегает по плечам, становится очень холодно.

– Всё, как всегда, – я обвожу взглядом знакомые лица. – Всё та же старая песня. Всё та же старая песня…

Я замолкаю. В машине звучит старая песня. Я уже почти не сплю, я хватаюсь из-за всех сил за остатки дремоты, я хочу услышать то, что должны сказать те двое. Это ведь что-то, чего я совершенно не помню, но обязательно должна узнать. С усилием мне удаётся втянуть себя обратно в сон.

– Я растеряна, я не знаю, что мне делать, – бесцветным голосом говорю я. – Кажется, уже поздно сомневаться. Или нет? Это я замерзала в ожидании дизеля, когда на первом курсе пошла в дурацкий поход, – при этих словах Нина начинает таять, не переставая поглаживать живот. Она даже не замечает, что с ней происходит. С каким-то ожесточением я продолжаю убивать иллюзорную группу:

– Это я придумывала истории про троллей, – от Антонио мгновенно не остаётся и следа. – Я заблудилась в ночном поезде и уже не нашлась, вокруг было слишком много железа. – Вася тает очень медленно, мы даже успеваем посмотреть друг другу в глаза. По нему я буду скучать больше всех.

Ведущий кивает оставшимся двум – супружеской паре, мужчине в возрасте и очень красивой женщине, и те исчезают с потерянным видом. Кем же они были? И почему мне так важно это вспомнить?

– Выбор всегда за тобой, – он откидывается на спинку стула, закрывает блокнот и долго молчит. Я тоже молчу, но от этого только хуже. Орды духов леса гонятся за мной, а во главе их тот, от кого мне так долго удавалось уйти, и сегодня он на бледном коне.

– Ты же понимаешь, что всё дело в том, когда и где ты проснёшься? – он старается говорить мягко, но вряд ли это сделает его слова менее болезненными. – Эти секунды сна в машине на зимней дороге закончатся светом – обжигающим и ослепляющим. В эти секунды колёса проскальзывают по льду, автомобиль заносит, заносит ещё, его кружит так, что ты уже не различаешь ничего, ничего не слышишь, кроме оглушительного биения сердца… Это твой выбор, только твой, какой свет ты увидишь, когда откроешь глаза: зарево пожара или звёзд, столь же ярких, как в первый день сотворения моего мира.