Но тогда ИИ ковчега составил ему компанию: тревожные отчёты-то были настоящие. «Периодическая активность неопознанных жизненных форм». Признаки НЖФ система фиксировала только иногда и кое-где. Ушлые крысы.
Ян решил начать охоту и отправился в трюм… то есть «склеп». Отсек камер анабиоза.
Освещение здесь было тусклым, печальным. Ряды «гробиков» – а как ещё их называть-то? – уходили под потолок и вдаль, терялись в полумраке.
– БэКа, – прошептал Ян, – тут есть признаки НЖФ?
– Да, – ответил ИИ. – Нет. Да.
«Отлично, – подумал Ян, – они точно тут».
– Где ты фиксируешь признаки?
– Синий квартал, седьмой ряд, нижний ярус, – отозвался БэКа.
Ян вздрогнул: именно там он провёл пятьдесят четыре года перед дежурством.
Стараясь держаться в тени, он крался, пока не приметил, как впереди шевельнулось что-то крохотное, с блестящими глазками и длинным хвостом. Зарычав, Ян прыгнул, вытягивая руки и скаля зубы, – и промахнулся.
Он лежал на боку и смотрел на них: впереди, у самого лица Яна, стоял тот, что был повыше, сантиметров двадцать от маленьких лапок с перепонками до седой макушки. Самый низенький устроился рядом с животом Яна и наблюдал, как тот дышит. Всего их было пятеро.
У них были круглые голые животики, внизу стыдливо обмотанные лоскутами. Длинные ручки с ловкими когтистыми пальчиками. И улыбающиеся, круглые лица, ярко-зелёные глаза, плоские уши, длинные волосы. У одного ещё был хвост – уж точно не крысиный, скорее кошачий.
– Вы кто такие? – хрипло спросил Ян, вдоволь на них насмотревшись.
Они переглянулись:
– Домовые, – глубоким басом ответил седой. – Кто же ещё?
– Откуда?! – мысли Яна путались.
Домовые загалдели:
– Вы взяли нас с собой…
– В новый дом – и без нас?
– Мы не могли вас оставить!
Ян сел, встряхнул головой: она шла кругом.
– Кажись, ты хворый, хозяин, – хвостатый протянул ему полбублика, – на, поешь.
– Откуда бублик?!
– Испекли, – испуганно прошептал домовой.
– Ну, конечно… – Ян сжал голову руками. – Я двинулся… Надо поспать… утро вечера…
– Правильно! – согласились домовые и стали подталкивать его под локти. Он послушно встал, а они продолжали, тыкаясь в ноги, направлять его к свободной камере.
Ведомый домовыми, он разделся, открыл «гробик» и улёгся. Домовые заглянули внутрь:
– Ты поспи, – сказал седой. – Чего тебе тут мыкаться? Мы на вас насмотрелись, бродите одни, бредите. Лучше уж спите, а мы сами за всем присмотрим, чай не велика сложность. И с кораблём столкуемся, то ж почти живая тварь.
– Сменщик мой… через месяц… – пробормотал Ян, чувствуя сонливость. От домовых исходила успокаивающая аура.
– Не проснётся, – ответил домовой. – Спите все. А придёт время, мы вас разбудим, честь по чести.
– Разбудим! – закивали остальные.
И седой решительно подвёл итог:
– Дежурные теперь – мы!
Бессейн
Прыжок – другого пути нет.
Они ещё не видят пелену бессейна, они ещё не съели чистое сердце. Они не смогут повторить этот путь, значит – там спасение.
Мерцающая завеса идёт рябью, как вода в ветреный день. Синяя, зелёная, бурая, кроваво-красная, и за ней – световые годы до ближайшей звезды.
Но в конце… в конце…
Темнота.
***
Алекс открывает глаза… и думает, что нет, пожалуй, они всё ещё закрыты. Потому что вокруг – темнота. Но потом из неё проступают очертания предметов: стулья, диван, два кресла из комплекта – всё закрыто чехлами. На большой стол постелены газеты, ими же обёрнуты ножки, поверх перевязаны бечёвкой. На люстру намотан целлофан. Окна без занавесок, но снаружи – безлунная, хмурая ночь, вот откуда такая темнота. У воздуха вкус пыли.
Алекс узнаёт столовую в доме папашки Филиппа… Пса, то есть. Все его так зовут, и Алекс тоже – не хочет выделяться. И так удача, что теперь в компании, что нашлись друзья… да ещё такие.