Странное рядом Ольга Толстова

Пэк оставался последним, кому удавалось сохранять изначальную форму, что было даже иронично, ведь он слыл мастером глэмора. Остальные плыли от одной метаморфозы к другой. Слишком нестабильным было место их изгнания, но они хоть не сгинули в черноте, которую люди называют смертью.

Царица тоже казалась неизменной, но таковой не была. Она выбрала себе постоянный облик – смуглой, черноволосой красавицы с пронзительно зелёными глазами и кроваво-красными крыльями, и четыре мага удерживали его.

Пэк сидел в дворцовой тюрьме очень давно, ему уже не верилось, что когда-то всё было иначе. «Когда-то» – это до того, как царица уничтожила весь его род, а самого Пэка оставила в живых, сочтя самым слабым и податливым.

Он и был таким, чего скрывать. Слишком много времени проводил с людьми, наверное, но как же иначе: он был не только мастером глэмора, но и музой. Рассказывал людям истории о маленьком народце.

Каждый человеческий век, в годовщину их изгнания, он видел из окна, как царица выходила к подданным и повторяла: настанет день, придёт посредник, что придумает им новую форму. С его помощью они преодолеют границу, вернутся в мир людей и зальют его алой кровью. Далеко не все хотели мести, но никто не смел возражать царице: в клетке своего безумия она провела времени больше, чем Пэк – в тюрьме. А последними, кто пошёл против её воли, как раз и были его родичи, и вот чем всё закончилось.

Хотя прошла уже не одна тысяча лет, посредник пока не появлялся, но Пэк знал, что это неизбежно. Помогать посредникам было его работой. Он был мастером глэмора, музой и мостом между мирами, последним в своём роде.

И однажды его вытащили из камеры и бросили к ногам царицы. Она засмеялась:

– Пэк из Пэков, последний в роду, знаешь ли ты, как жалок сейчас?

Он не ответил, но ей это и не было нужно:

– После стольких лет ожидания я почуяла источник новой силы. И лишь взглянув туда, я увидела человека, который наконец-то даст нам истинную форму.

Пэк едва слышно ответил:

– То есть ту, что нужна тебе.

– Никакого почтения к своей госпоже, да? – вкрадчиво спросила она, и Пэка подняла вверх невидимая сила, выкрутила ему руки, рванула голову в сторону: смотри.

Он увидел: в Зеркале странствий отражалась мастерская человеческого художника. Полки с красками и кистями, стол с набросками, сам хозяин перед едва тронутым холстом. И картины: горящие города, странные создания из костей и металла, восстающие из тлена чудовища.

– Жестокое, злое воображение, – раздался голос царицы. – Такой человек сможет дать нам лишь жуткую, опасную форму, он даже возродит моих драконов, нарвалов, мантикор… Мы станем смертью, концом человеческого рода.

Потом Пэка едва не переломило пополам, он закричал от боли, но ещё громче звучал голос царицы:

– Я отправляю тебя к посреднику, а ты сделаешь, что должен. Иначе я обреку тебя на мучительную жизнь, жизнь, которая никогда не закончится.

Он ещё не успел осознать суть угрозы полностью, как один из магов прокричал тайные слова, и Пэк завис под потолком мастерской.

Он долго смотрел вниз, на художника и его новую картину – такую же страшную, как и остальные, и не знал, на что же решиться. Пэку нравились люди, он не хотел им зла, но боялся, очень боялся того, что сделает с ним безумная царица. Он был слабым, он тысячи лет провёл в тюрьме, он не сможет, не сможет, не сможет пойти против её воли.

И всё же он продолжал просто наблюдать за человеком, пока тот не взглянул на часы, отложил кисть, потянулся и заглянул под стол. Раздался детский смех, и вот уже на руках у художника сидела маленькая девочка и показывала отцу свои рисунки.

– Не пора ли тебе спать, малышка? Время дневного сна, – услышал Пэк и поплыл следом за людьми, завис под потолком детской и смотрел, как ребёнка укладывают спать. Он вдыхал мысли девочки и улыбался: царица и правда отправила его к источнику силы, вот только приняла желаемое за действительное.

Когда отец ушёл, Пэк спустился вниз и стал видимым. Девочка тут же почуяла его, открыла глаза и тихо спросила:

– Ты кто?

– Пэк, – ответил он. – Я наводящий глэмор, муза и мост.

Девочка тряхнула головой и сказала:

– Ты мой вообра… выдуманный друг?

Он кивнул и ловко вытянул из стопки рисунок: маленькая смешная феечка верхом на разноцветной, улыбающейся стрекозе:

– Хочешь, я покажу тебе волшебство?

Девочка серьёзно кивнула.

– Фа. Ха. Ру, – произнёс Пэк и сдул золотую пыльцу с ладони прямо на рисунок. Феечка шевельнулась, удивлённо оглядываясь: царица только что приняла свою истинную форму в мире людей, и ничто теперь этого не отменит. И как только царица поняла, что случилось, раздался яростный писк боли и гнева, и тогда Пэк лишил её голоса. Ни к чему пугать ребёнка.

Девочка улыбнулась и потёрла глаза кулачками.

– А теперь ложись спать, – сказал Пэк. – Ладно?

Она послушно закрыла глаза и почти сразу уснула.

«Останусь здесь навсегда, – подумал он, взмывая обратно к потолку. – Куда мне ещё идти? Мастер глэмора, муза, мост и выдуманный друг – это я, последний из Пэков».

Он проснулся, почувствовав, что в комнате есть ещё кто-то. Огляделся, тяжело вертя головой: за окном висела огромная круглая луна – тёмные пятна «морей» складывались в рожицу. Бледный широкий луч света рассекал пространство надвое. По одну сторону были кровать и массивные кубы попискивающих приборов, тумба и два стула с металлическими спинками, и он сам – на кровати.

А по другую, тающую в сумраке, ждал кто-то ещё. Незнакомец, а может даже несколько.

Гостя (или гостей) здесь быть не должно, это он понимал. Хотя спросонья не мог объяснить: а почему, собственно? Почему здесь никого не должно быть, кроме него? Из-за позднего часа?

Те, прячущиеся в темноте, шуршали, стучали, фыркали, сопели и громко вздыхали, но не показывались на глаза. Наконец, ему это надоело, он сел на постели и громко позвал:

– Кто здесь?

Шуршание и прочие звуки тотчас же прекратились, потом раздался одновременно хриплый, глубокий и высокий голос, как будто певица-сопрано долго гуляла на морозе:

– Сейчас-сейчас, – произнесла гостья. – Одну минуточку, надо бы подготовиться…

В противоположной от него темноте произошло шевеление, и первая из гостей вступила в полосу лунного света.

Это была синяя лошадь. Она прошлась от окна до двери напротив, слегка развязно покачивая крупом, потом правым передним копытом подтянула стул поближе к кровати и уселась так, чтобы большей частью оставаться в тени. Достала откуда-то громадный планшет и, пролистав пару раз экран, уточнила:

– Фёдор Михайлович Капустин, год рождения – 1975, место – село Миасское Челябинской области? Мать… отец… закончил ЮУрГУ, факультет информатики…

Лошадь бубнила и бубнила, он слушал вполуха, наблюдая, как лунный свет проходит сквозь изящно выставленное заднее копыто, ложится серебряной дорожкой на кафельный пол. Плитка в тени казалась непроницаемо чёрной, а на свету становилась нежно-серебристой, как будто в лунных лучах текло волшебство.

– Ну так что? – лошадь оторвалась от чтения. – Это вы?

Он в тот момент думал о том, как же ей удаётся листать экран копытом? Ему и пальцем-то не всегда удавалось… кажется.

Лошадь терпеливо ждала, уставившись на него раскосыми, тёмно-фиолетовыми глазами. Он спохватился и ответил, запнувшись на мгновение:

– Кажется… – он как будто водил лучом фонаря в пыльном чулане памяти. Проснувшись среди ночи от неожиданного визита говорящей лошади, можно и имя своё позабыть.

– Да, это я, – наконец произнёс Фёдор и почувствовал облегчение: ну конечно, это он.

Лошадь кивнула, убрала планшет за спину, выгнув неестественно переднюю ногу, и оттуда же – из-за спины, достала нераспечатанную колоду карт.

– В покер играешь? – с надеждой спросило животное.

В голове у Фёдора что-то щёлкнуло:

– Классический или как?

– Пять карт, – хмыкнула лошадь. – Одна партия. Торг до победного.

– А какие ставки? – спросил Фёдор. – А то у меня, кажется, ничего нет…

Он огляделся: наверное, в шкафу, что стоит по ту сторону лунной дорожки, должны быть вещи, а может быть – и деньги. Или в тумбочке? Да, можно поискать там. Что за тумбочка без денег?

– Что-то всегда есть, – уверенно ответила лошадь. – На это и сыграем.

– Ладно, – согласился он. Кажется, это всё равно сон, почему бы и не сыграть вслепую? Когда он ещё сядет за покерный стол с синей лошадью, хотя бы и во сне?

– Ребята, он согласен! – радостно проржала лошадь, обернувшись в темноту. И оттуда сразу же выступили Нео и белый кролик.

Фёдор смотрел во все глаза на Избранного: седьмое чувство шептало, что это именно он – сам Нео, а вовсе не Киану Ривз в его образе. Конечно же, человек из Матрицы был в наглухо застёгнутом чёрном плаще и в тёмных очках, как будто в комнате и без того не стоял полумрак.

А кролик был самым обыкновенным – белым, милым и пушистым. Он повёл носом и ушами, внимательно разглядывая Фёдора, потом мощно оттолкнулся от серебристого кафеля и приземлился прямо на постель. Нео с достоинством прошествовал за вторым стулом и сел напротив лошади.

Фёдор оказался окружён полуночными гостями, но принял это как должное, только подтянул ноги и сел повыше, чтобы кролику было удобнее расположиться.

Лошадь вскрыла зубами упаковку и передала колоду Нео. Тот принялся ловко тасовать карты: мелькал серый узор рубашки, что-то вроде спиралей, закручивающихся вокруг друг друга.