Но почему всё обёрнуто и спрятано? Разве они не ехали сюда за…

Воспоминание причиняет боль, будто его запихивают в голову насильно. Алекс – всё ещё на полу, в углу комнаты, раскинув ноги и прижавшись к стенам, – от боли хватается за виски, сжимает их и хнычет: нет, это… нет, так не должно быть! Кто-то выжигает образы калёным железом, будто клеймит, будто… Алекс кричит и падает направо, соскальзывая по стене.

Вот оно и снова здесь. Раз, два – время кормёжки.

Старые длинные парты в аудитории исписаны изнутри: тут и «Алиса», и «Кино» – это те, кого Алекс знает. Стыдно признаться, что это и всё: в маленьком городке на границе со Средней Азией с цивилизацией было плохо. А уж если ты растёшь в детском доме, то… лучше делать теперь вид, что понимаешь эти значки, английские слова… Но кое-что действительно понятно: мат, например. Его Алекс знает отлично.

Парты скрипят, их скамьи занозистые, давно не крашенные. «Пока у инста нет капусты на это», – со знанием дела говорит Пёс, глядя как Алекс осторожно выбирается из-за парты. И подмигивает: «Не ссы, беби, ну порвёшь джинсы, так они ещё моднявей станут». Но джинсы достались таким напряжением сил, такой экономией, что их нельзя не беречь. Плевать на моднявость.

«Алекс, Юстас ждёт ответа», – напоминает Нинок, кивая на Юру, ссутулившегося на краю скамьи. Тот действительно ждёт: на лице застыл вопрос, в затемнённых стёклах квадратных очков отражается кусок улицы из окна – весенняя распутица, облезшая стена физблока и сломанный деревянный ящик, подставленный под окно женской раздевалки.

«А во сколько… лучше?» – нерешительно уточняет Алекс. Юстас только что спросил, к которому часу ему подъехать к общаге. Завтра вечером вся банда отправляется на фазенду к Псу, чьи предки свалили на майские на курорт, а его оставили учиться. И теперь Пёс устраивает курорт себе сам: банька, пьянка, кореша.

«Не хочешь, езжай на собаках», – буркает Юстас. Нерешительность его бесит. Алекс поспешно отвечает: «Давай в пять. Нормально в пять?». «Нормалды», – кивает Юра.

«Молодцы, мальчики и девочки, – одобряет Пёс. – Так держать. Всегда будьте готовы. Жду. Люблю-целую, ваш Филипп Альбертович Штиль». Пса не стебут за его ФИО только потому, что он сам забил эту нишу: высмеивать своё нелепое имя. Ну ещё потому, что его предки… ну… они такие, смутные. Много денег, много связей, но чем занимаются – сразу не поймёшь. Точнее, мамаша-то ничем не занимается, а вот папаша… И ещё при нём всегда Архангел – гора мышц и вовсе не дурак притом. Хитрый, наглый и злой качок.

«Миш, – как бы походя бросает Пёс. – Сегодня ещё дело есть… за гаражами». Архангел кивает и улыбается со знанием дела. Алекс вздрагивает: все знают, что такое «за гаражами». Конечно, нет никаких гаражей… хотя, может быть, иногда они и вправду есть. Но дело не в них, дело в Архангеле и его кастете.

Нинок – коротко стриженная, блондинистая, маленькая и гибкая как кошечка, обнимает пухлого Пса, на секунду прижимаясь к нему всем телом, особенно грудью, и говорит сладко: «До вечера, Пёсик». Он шарит рукой по её талии и бёдрам и улыбается: «Давай, в девять приходи. Мы как раз дела уладим».

«Идём, Шурка, – Нина вылезает из-за парты и потягивается слегка. – К преподу на консу. Помнишь?» «Да, точно, – Алекс ловит себя на том, что мысленно уже в завтрашнем дне. А сегодняшний-то ещё не закончился. – А Ирма?» «Ну нет её, – Нина разводит руками, мелькают ярко-зелёные ногти. – Родим мы её тебе, что ли?»

Они пишут лабу втроём, но Ирмы действительно нет весь день, и на неё это непохоже. Плохо, что препод теперь проест им мозг, потому что приходить на консультацию нужно было всем вместе. Да ещё Ирма разбирается лучше всех, Алекс плавает, Нина… умная, но ленивая. Учиться ей неинтересно, а ещё у неё есть Пёс, они вместе уже четвёртый год, и Нинок точно рассчитывает, что это ещё не предел…