Анастасия Юрьевна безостановочно глотала валерианку, а Игорь со спины обнимал скрещёнными руками Любу, у которой глаза были на мокром месте. Губы её подрагивали и регулярно с мистической уверенностью повторяли:

– Не к добру это, не к добру.

– Любочка, солнышко, наоборот, мы будем жить долго-долго, ведь в рубашке родились, – слащаво приговаривал давно успокоившийся Игорь и при этом целовал её в затылок, как маленькую.

Они знать не знали, ведать не ведали, что ждёт их куда бОльшая беда, куда более тяжёлое испытание. Словно кто-то великий и всесильный давно уготовил их конец, держал над ними могущественную десницу, не выпуская этих людей из-под власти своей карающей силы.

Глава третья

Роковая встреча

Люба прошла по коридору, освещённому бра, в направление трапа, что вёл на верхнюю палубу. Оттуда доносилась музыка и пение хора – похоже, наверху шёл концерт. Она поднялась на площадку возле коктейль-холла. У барной стойки и за столиками расположились, в основном, молодые люди. Люба бесцельным взглядом окинула всех присутствующих. Сначала её внимание привлекло беззаботное веселье шумной компании из нескольких парней и девушек. Один из них экспрессивно жестикулировал, о чём-то рассказывая, вызывая этим всеобщий смех.

Потом она увидела женщину средних лет. Дама сидела поодаль ото всех, уединившись, её глаза смотрели грустно куда-то в нескончаемую даль, казалось, что здесь, в баре осталась лишь её телесная оболочка, а душа улетела в былые годы, и дама глядит на свою молодую душу будто со стороны давно состарившимися, обесцветившимися глазами. Она действительно была отключена от мира, мерно подносила к ярко накрашенным высохшим губам длинную сигарету, затягивалась ею и плавно отводила в сторону руку с блестящим браслетом у кисти и кольцами на пальцах, кладя её на полированный столик, где стояли кофейная пара и пузатый фужер с коньяком.

Почти рядом с молодёжной компанией, но особняком пристроилась супружеская чета. Сразу было заметно, что это молодожёны. Может быть, они плыли в свадебное путешествие? На их лицах рисовалось спокойное розовое счастье. Они о чём-то говорили, словно ворковали, ласково взирая друг на друга, и Любин слух улавливал обрывки нерусских фраз: супруги были прибалтами.

Люба на миг представила себя и Игоря сидящими примерно так же за столиком в баре. О чём бы они с ним говорили? И вообще, будет ли у них свадебное путешествие, и какое оно будет? Люба глубже закопалась в воображение. Она увидела роскошный отель в каком-нибудь заграничном европейском городе, в Париже или Праге, например, роскошный номер для новобрачных, обставленный с дорогим изяществом, светлую спальню, отделанную золотом, широкую кружевную кровать под воздушным балдахином, увидела себя в лёгком полупрозрачном пеньюаре и Нечаева, лобзающего ей руки. А потом!.. О, ужас! А потом всё так противно!..

«Но почему? Почему я живу, как будто меня заковали в цепи и заставляют делать то, что я делать не желаю, жить так, как мне не хочется жить? Почему? Я не хочу!» – Люба поглядела в сторону веселившейся молодёжи. «Вот они? Они ведь сами по себе. Студенты, наверное. Сорвались в поход куда-нибудь на Кавказ, и нет рядом с ними ни папочки-начальника, ни мамочки-психопатки! Или эти молодожёны? Они свободны и самим себе предназначены. Предназначены самим себе! Я тоже хочу быть предназначенной самой себе. – Люба почувствовала, как к ресницам подступили слёзы. – Я должна что-то сделать. Я лечу в пропасть и очень скоро разобьюсь об острые камни. Я обязана что-то предпринять, пока не поздно, а то… а то буду, как та одинокая дамочка с коньяком, это в лучшем случае», – Люба заплакала.