Она положила на стол ещё одну папку. Бумага в ней была такой же странной, как и в других документах, а цифры пульсировали в противофазе с теми, что лежали в первой папке.

"Обратите особое внимание на показатели в красной рамке," – она наклонилась к столу, и Андрею показалось, что её силуэт на мгновение раздвоился, словно изображение в неправильно настроенном телевизоре. – "Они должны совпадать с частотой… с периодичностью подачи квартальных отчётов."

В этот момент радиоприемник на шкафу снова ожил. Нина Георгиевна вздрогнула и выпрямилась, её значок ярко блеснул в такт сигналам.

"И ещё," – она понизила голос до шёпота, – "если увидите что-то необычное… что-то, что кажется неправильным… не пытайтесь понять это сразу. Просто наблюдайте. Как учил товарищ Гур… то есть, как учит техника безопасности."

Она направилась к двери, но остановилась на пороге: "И да, не забудьте про общее собрание в красном уголке завтра в девять. Будем обсуждать… производственные показатели."

Дверь закрылась с привычным уже шипением, и Андрей остался один. Он открыл новую папку и уставился на цифры, которые теперь пульсировали в каком-то сложном ритме, создавая почти гипнотический узор. За окном снег продолжал падать по своим математически выверенным траекториям, а где-то в глубине здания НИИ эхо шагов продолжало возвращаться из пространств, которых не существовало на картах БТИ.


Следующие несколько дней в НИИ были наполнены странностями. Андрей начал замечать закономерности в, казалось бы, обычных событиях. Особенно его интересовал "красный уголок" на третьем этаже.

Каждый день в обеденный перерыв оттуда доносилось тихое гудение, похожее на звук работающего трансформатора. Но когда Андрей проходил мимо, у него возникало странное ощущение – будто пространство внутри комнаты было больше, чем снаружи. Через матовое стекло двери пробивался неестественный свет, пульсирующий в том же ритме, что и цифры в его документах.

Однажды он увидел, как группа сотрудников выходила оттуда после "политинформации". Их движения были странно замедленными, будто они двигались в более плотной среде, а глаза светились тем же фосфоресцирующим светом, что и значки на их пиджаках. Один из них – пожилой мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой – посмотрел на Андрея так, словно видел его насквозь.

"Товарищ Сорокин," – сказал он, и его голос звучал одновременно в ушах и где-то в груди Андрея, – "вы ещё не присоединились к нашим… собраниям?"

Во время квартального отчёта Андрей заметил ещё более странные вещи. В актовом зале, где проходило собрание, люди сидели неестественно прямо, словно в трансе. Когда начальник планового отдела зачитывал цифры, они мерцали в воздухе, как голограммы. А однажды, когда он произнес фразу "показатели психоэнергетического баланса", весь зал синхронно вздрогнул, будто через всех пропустили электрический ток.

Но самое необычное происходило в столовой. Андрей заметил, что борщ каждый день светился всё ярче, а в его глубине можно было разглядеть крошечные созвездия. Буфетчица – та самая, что в первый день назвала борщ "особенным" – теперь словно плыла над полом, когда разливала суп по тарелкам.

"Это нормально," – сказала как-то Лида, заметив его взгляд. – "Просто… пищевые добавки. Для поддержания энергетического баланса."

В тот момент по радио прошла очередная серия странных сигналов, и все в столовой замерли, словно прислушиваясь к чему-то, что мог слышать только их коллективный разум. Андрей почувствовал, как его значок нагрелся, а в голове зазвучал далёкий голос, похожий на голос Семена Марковича, но идущий откуда-то из космической бездны: