– Ладно, неси меня… раз тебе охота таскать тяжести. – поправляю сумку и опускаю голову ему на плечо. Он выходит в коридор. – А ты не замерзнешь в рубашке? Давай отдам твой пиджак?

Хочу поднять голову, но слабость в мышцах не даёт и поэтому носом утыкаюсь ему в шею.

– Ты кипятковая. Не переживай, я не успею! – Ромка смеётся и отворяет тяжёлую дверь чёрного хода.

Я не чувствую мороза в его куртке, но чувствую, как холодеет его рубашка на спине и машинально растираю еë насколько могу достать.

– Не надо… щекотно! А то вместе распластаемся.

Ну и ладно! Не хочешь, как хочешь…

Мог бы и воспользоваться моей слабостью, потому что это первый и последний раз, когда я такое могу себе такое позволить.

Он подходит к тарахтящей машине, снимает сигнализацию, открывает пассажирскую дверь и ставит меня на ноги.

– Садись и не забудь пристегнуться. – я слушаюсь, и Ромка хлопает дверью.

Мои вещи он кладет на заднее сидение, а сам садится за руль.

Бросив на меня короткий взгляд, Ромка трогается с места.

– Можешь вздремнуть пять минут, пока едем.

– Хочу… но не хочу. – обвожу взглядом его правильный профиль. – Ты надолго вернулся?

– Насовсем. – отвечает сухо и следит за пустой дорогой. – А что?

– А я, наоборот, хочу уехать отсюда.

– Куда? В столицу?

– В Италию! – произношу с гордостью за свою мечту. – Там всегда тепло, море и солнечные парни.

Он смеётся и поглядывает на меня, но внимательно следит за дорогой.

– И что манит больше? Море или парни?

– Солнце, краски.

– Ну этого у нас тоже полно! Летом.

– Всего лишь три месяца в году… а там почти круглый год! – мечтательно говорю и вижу наш серый двухэтажный барак.

Мечты сразу лопаются, как мыльные пузыри, и остаётся пресное ощущение большого звездеца.

Ромка паркуется на обочине напротив нашего подъезда и с сочувствием мне улыбается:

– Пошли, проигрывать бой? Выше нос Пикачу! – Я тяжело вздыхаю и открываю дверь, поднимаю взгляд на наши окна.

В спальне родителей горит ночник и вижу, как мамин тёмный силуэт подходит к окну. Лучше бы это был папа. Он не такой страшный в гневе, как мама и Карина. Поворчит, а потом обнимает и, вроде, и не ругал совсем. Мама же может несколько дней распиливать осуждающим взглядом.

Санта Клеопатра, пошли мне побольше мужества и пофигизма!

– Подожди, я тебя до подъезда донесу. – Ромка открывает свою дверь.

– Я сама… Там мама шпионит в окне.

– А–а. Ну ладно. Но провожу всё равно.

– Если не сложно, – шепчу в ответ. – При тебе она не будет на меня кричать. Ну, может разве что, подзатыльник прилепить.

Ромка смеётся:

– Весело у вас.

– Угу… обхохочешься!

Сосед забирает мои вещи с заднего сидения и помогает выйти из машины. Мышцы ломит, слабость в теле.

Придерживая меня за локоть, он помогает доковылять до подъезда. Я подглядываю за нашим окном: силуэт мамы исчез – наверное, уже возле двери караулит!

Мы заходим в подъезд и поднимаемся по нашей кошмарной лестнице и тут у меня начинается приступ истерического смеха. Похоже, это нервы или чувство безысходности сковырнуло пробку печали.

С каждой ступенькой я вспоминаю своë грандиозное падение на Ромку. Его испуганное лицо и свои душераздирающие вопли.

– Тише! Ты чего? – Ромка не понимает, что со мной происходит и сам заражается смехом. – Ты сейчас всех разбудишь!

Мы подходим к нашей двери, а я никак не могу успокоиться, но вдруг открывается дверь и веселье исчезает. Вот, как корова слизала!

Я просто сжимаю губы и виновато смотрю на маму, которая почему–то терзает взглядом не меня, а Ромку.

– Теть Свет, вы не подумайте, она не пьяная, я за этим следил. Но у неё, кажется, высокая температура.