Я спешно снимаю с себя его вещи и сую ему в руки, забираю при этом свои, и взглядом показываю, что это бесполезно.

Звездюлей мне не избежать!

– Спасибо! – мама грозно отвечает Ромке и запускает меня, в квартиру. – Спокойной ночи, Роман!

Она захлопывает перед ним дверь. Совсем не вежливо! Могла бы ему чай предложить за моё спасение.

Удивленно смотрю на ма, а она в своём репертуаре – руки в бока и взгляд суперженщины, испепеляющий в одно мгновенье.

Ну, нет, так нет!

Смиренно вешаю пальто, стараясь избегать молний из ее глаз и, прихрамывая, спешу в свою комнату.

– А с ногой что?

– Ничего… Просто подвернула.

Опускаю голову и захожу в темноту и, не включая ночник, переодеваюсь в тёплую пижаму. Мама стоит в проёме, как статуя Мадонны, еë силуэт с подсветкой.

– Ладно, утром поговорим! Ложись спать.

Она говорит сердитым тоном и уходит на кухню. Я же залезаю в свою небольшую кровать у шкафа и стены напротив окна, под тонкое, но тёплое ватное одеяло.

Карина дрыхнет на диване.

Наконец, я дома!

Хорошо, что мама решила сейчас меня не мучить. Но от таблетки и ласковых поглаживаний по голове я бы не отказалась. Меня всё ещё трясёт, но стараюсь не шуметь, не доставлять больших хлопот. Поэтому поворачиваюсь к стене и взглядом обвожу рисунки на обоях, они видны при лунном свете.

Мысли о своей никчемности и ненужности борются со сном и слабостью в теле. До меня внезапно доходит понимание, что Карина может и не врать. Зачем ей это? Неправда не может убить, причинить боль, а правда вполне. Особенно, если есть подтверждение!

А какое подтверждение еë правды? Что я не похожа на родителей? Но на папу же чуть–чуть.

Чуть–чуть не считается – так всегда говорит Ромка!

Я рисую пальцем узор на стене. Фотографии! Раньше я как–то не задумывалась об этом, но… у меня нет фотографий с родителями, где я совсем младенец. У Каринки есть, а у меня нет! Только те, где мне три года, а ей уже четыре.

Значит она могла помнить тот момент, если меня действительно забрали из детдома.

А зачем им я? Разве они не могли родить второго?

Не понимаю и не хочу понимать!

Слышу мамины шаги в коридоре, идёт в свою комнату и закрывает дверь.

Она меня даже не поцеловала перед сном! Наверное, сильно злится. И слова Ромки про температуру не приняла всерьез.

Значит, ей всë равно!

Всем всë равно. Если заболею и умру, наверное, все будут счастливы, прыгать от радости вместо слëз!

Каринка, что всë внимание будет ей. Родители – одним ртом меньше и в два раз меньше вещей покупать. Никита возрадуется, что сама природа мне отомстила, а Ромка… не знаю почему он будет счастлив. Но верю, что будет! Особенно, когда узнаёт, что это я пустила слух, что он гей.

Всем будет хорошо, если меня не станет.

Боже, опять я себя жалею и превращаюсь в нытика Никитоса!

Надо выпить аспирин и заснуть, наконец, а завтра прямо в лоб спросить, родная или нет? Не мучать себя сомнениями.

И если родная, пусть Каринку грызут муки совести, а если нет, – мне же лучше! Сбегу, не оборачиваясь, в свою Италию!

Не будь я – Верóника, где мой девиз: «Если спряталось солнце – свети сам себе приятный!»

Вот и буду!

Тем более, что на носу экзамены и поступление в театральный, а там сомнения только мешают!

Глава 5

Моё утро началось в обед. Ночью мама пару раз сбивала мне температуру и столько же раз я переодевалась, потому что одежда становилась мокрой, хоть отжимай.

 Я собиралась спросить еë прямо, но так и не решилась. Мама так переживала за меня, когда градусник показал больше тридцати девяти. Носилась со мной и с чаем, а я смотрела на неё и хотелось просто прижаться, как можно ближе.