Карина специально ходит туда–сюда и гремит всем, чем можно, чтобы я поскорее проснулась. А я уже, пятнадцать минут назад и лежу, отвернувшись к стене.

Просто не хочу её видеть.

Ничего не хочу. Даже шевелиться. Хочу тихо лежать и рисовать глазами. Мне уже лучше и с пóтом вышла вся простуда.

Карина снова влетает в комнату. Чувствую её дыхание у своего лица:

– Там твой Ромашка уже всë печенье съел! – шепчет на ухо. – Ты долго ещё будешь валяться? Если не встанешь, то будешь пить чай с таком!

Я открываю глаза.

– Он здесь?

Она опускает перед моим носом карточку с автографом вчерашней группы и подписью, что это для меня.

– Готова забрать еë за временное перемирие.

– Нет, это моë!

Зря я, что ли, вчера столько страдала? И морально и физически. На мгновенье улыбаюсь, но делаю грозный взгляд и поворачиваю голову.

– Ты же меня ненавидишь?

– Ой, можно подумать, ты поверила! – цокает и кричит в сторону двери. – Рома, она проснулась! – и тут же снова наклоняет голову, и шепчет. – А он и правда, шедевр!

Поворачиваю голову в сторону двери: силуэт Ромки стоит в проёме, не решается зайти в девчачью комнату.

– Карина, ты нас не оставишь на пять минут? – просит еë и ждёт, когда она выйдет.

На пять?

Не на одну, а на пять?

О чем с ним можно говорить целых пять минут?

Карина кивает, сидя на моей кровати, и, помедлив, делает мне замечание полушепотом:

– Никита, всë равно круче!

Так я и думала. Она уже не злится, а я из–за неё вчера себя чуть не похоронила без почестей.

Классика наших отношений!

Карина выходит из комнаты, а Ромка, наоборот, зайдя, закрывает плотно дверь.

– Не забывайте, что родители дома! – слышим Каринкину усмешку и мамино замечание ей, чтоб не лезла, куда не следует.

Я сажусь на кровати и подтягиваю одеяло, поправляю волосы.

– Могу присесть? – он указывает на освободившееся место в ногах.

Киваю.

Ромка сдвигает простынь с сердечками и садится. Он смотрит на меня и начинает разговор банально и вежливо.

– Привет! Как ты? Как нога?

– Нормально. – отвечаю и не понимаю цель его визита, и прячу глаза под рукой, которую выставила козырьком.

Вчера Ромка оказался как–то в тему, а сейчас – совсем не очень! У меня засаленные волосы, еще не умывалась. Такой меня видели только родственники и то, самые близкие. Даже Ленок меня знает только с макияжем и прической. Если сейчас еë сюда привести, она будет меня искать, наверное.

Ромка продолжает, молча, смотреть и я не выдерживаю пристального внимания с его стороны:

– Ты меня смущаешь! Пришёл посмотреть какая я страшная?

– Нет. – улыбается. – Просто зашёл узнать, как твоё здоровье, отдать автограф и прикрыть.

– Прикрыть?

– Ну, ты вчера сказала, что тебя некому прикрыть… .

– А–а.... Я, наверное, бредила. Вроде всë обошлось. На меня не кричали, не били и даже поили чаем. Тебя, говорят, тоже! – украдкой смотрю на дверь и между нами снова нарастает неловкое молчание. – Значит, прикрыл?

Добавляю. Мне стало интересно, что же он такого сделал, на что он готов ради меня.

– Думаю, да! Прикрыл.

– За чаем обсудил с мамой еë любимых турецких актёров? – улыбаюсь сомкнутыми губами.

– Это да. – он усмехается в ответ. – В общем, я сказал, что....

– Подожди! – я внезапно его прерываю, выпрямляюсь на кровати и припадаю ухом к стене, глядя прямо ему в глаза.

Карина, зараза, подслушивает в зале, даже громкость телевизора убавила, шпионка.

– Давай пересядем на диван? – неестественно улыбаюсь и машу в сторону.

Ромка кивает. Совершенно забыв, что на мне давно не пижама, а просто футболка выше середины бедра, которая прикрывает только то, что необходимо, но никак не мою скромность, я отпускаю одеяло и, хромая, направляюсь к дивану.