Существо не вмещалось в один взгляд, выхватывать его облик приходилось кусками. Когда гость повернулся, Родион вздрогнул: узкие губы, все в белесых шрамах, не закрывали слишком крупные зубы.

Существо шагнуло в сторону окон, расстояние до лейтенанта съежилось до каких-то пяти шагов. Вонь облепила Чагина мокрой простыней. Он немо бился в ней, не в силах вдохнуть. А потом в глубине двора взвизгнула кошка под нечаянным сапогом, и вдруг замявкала-заревела, будто голову ей не нечаянно раздавить пытались. Монстр дернулся в сторону звука, тряхнув потолочными балками плеч, почти сразу же исчез в ночи.

И тогда Родион попятился, прочь от проклятого места. Метнулся дичью от своры, засеменил сутуло к музеям и храмам – туда, куда упыри и не подумают лезть. Не то чтобы встреча с потусторонним произвела на лейтенанта огромное впечатление – огромна была мысль о том, что это потустороннее берет начало из души человека, раскрывает тайну его бытия. И тут же следующая, более приземленная мысль: а если упыри почтили визитом Семеныча и Марата, чтобы разом убрать всех? За долгие годы ни одно дело не раскрыто, твари просто зачищали поляну, обнуляя следствие.

Сыпал мелкий снежок, отражая перемену настроения на светофорах. Родион шел по тротуару, сдерживая шаг до праздного, вслушиваясь в город. Изредка фары автомобилей освещали его сзади, бросая рукастую тень на ближайшую стену. Сыщик и его двойник – самая старая пара на свете.

Ужас, доселе таившийся в душе лейтенанта, теперь оскалился на него. Ужас, осененный печатью Зла – первопричины низвержения человека на Землю. Родион поежился и оглянулся через плечо, желая убедиться, что его не преследуют, но увидел кого-то. В темноте было трудно понять очертания фигуры, однако в полусотне шагов, в том же направлении, что и он, двигался тихий силуэт, иногда выныривая на свет фонарей, но быстро прячась в тени деревьев.

И тогда лейтенант побежал. Его несло в ветряном потоке улиц, Чагин мчался, спотыкаясь о щели в брусчатке, сворачивая наугад, пока не уткнулся в себя, отраженного в витрине какого-то гастронома. Вид искаженный: слишком большая голова, слишком узкие плечи, а глаза как плошки для кошачьего корма. Вспомнился тот вскрик, что же с черной гулякой сделали? Поймали? Она ведь спасла его дважды, а он убежал. Ноги несли бесцельно, но теперь Чагин понял, что они несут его мятущуюся душу… туда, к Дому. В эпицентр ада.

Губки облаков слюнявили небо, а по земле стекала неоном вывеска заведения для взрослых. Чагин посмотрел на рекламу борделя – название, выведенное красными буквами, наводило на мысли о бутафорских вампирах и стилизованной под Тарантино ебле от заката до рассвета. Отчего-то подумалось о голой Ане, лейтенант представил ее знаком вопроса на кровати.

Торговка половым органом, возле коего она жила и стряпала, гарцевала под вывеской «Красной леди». Заслышав пешехода, она обернулась, колыхнув грудь под мертвым бобром. Когда Чагин приблизился, декольте открыло кожаное сердечко, обе половинки молча боролись за место у выреза. У женщины было бледное лицо карусельной лошадки, заранее усталые глаза и вздорная такса в мыслях. Да, еще помада, уже кем-то сцелованная. Шмара улыбнулась томно, Родион уклонился от призывного взгляда, возвратил улыбку в сторону вывески. Он спешил дальше, и мысли тяжкие вместе с ним спешили – подрагивали вагонно, строем.

Лейтенант крался вдоль старых купеческих домов, когда сзади блеснул свет фар. Роллс-Ройс. Тяжелый катафалк с шофером в шляпе-двууголке проехал по улице, высветив стену Дома с атлантами. В бритвах ксенона буквой славянского алфавита проявилась фигура.