– В чем дело, босс? – Иса обернулся, уже открыв дверь. Колокольчик приятно звякнул. – Просто она мне нравится. И я хочу с ней… Дружить, – он долго подбирал последнее слово и произнес в итоге его с нажимом.


– Дружить, – повторил Гадес, чувствуя поднимающееся в груди раздражение. – Ты хочешь с ней. Дружить.


Иса кивнул, пожав плечами беззаботно, одной ногой уже ступив на улицу.


– Да. Она же свободна. Для дружбы, – уточнил он, но его слова имели странный подтекст. Он не относился в Леде плохо, наоборот – он понимал ее трудное положение и хотел немного облегчить его. Леда нравилась ему, она была приятной девушкой – несмотря на свой вечный сарказм.


– Для дружбы свободна, – перефразировал Гадес и произнес эти слова с таким же нажимом, придавая вес своим взглядом, который буравил Ису исподлобья. В магазине, где все пропахло цветами, внезапно запахло жареным.


– Вот и славно, – Иса весело хмыкнул и махнул рукой. – Пока, босс! Поберегите ее до вечера, – он скрылся, стеклянная дверь за ним мягко закрылась.


Тем временем Леда, шныряя по подсобке, в одной руке держала красивый букет белых пионов, а другой рукой рылась в ящиках в поисках свободной вазы. Крафтовая упаковка приятно шуршала, букет был тяжелым и его аромат явственно выделялся на фоне запаха других цветов вокруг.

Гадес стоял посреди магазина, его высокая фигура напряглась, пока он обменивался репликами с Исой. Слова молодого человека звенели в ушах, их смысл был ясен, несмотря на попытки Исы преуменьшить свои намерения. Гадес видел его насквозь, чувствовал скрытые мотивы, потаенные под маской дружбы. Он слишком много раз видел этот танец раньше, извечную игру мужчины, преследующего желанную женщину, прикрытую предлогом невинного товарищества.


Челюсти Гадеса сжались, мускул подергивался на щеке, когда он боролся с непривычной волной эмоций внутри. Он всегда гордился своим самоконтролем, своей способностью сохранять холодный и отстраненный вид. Но что-то в мысли об Исе, преследующем Леду, о том, что он воспользовался ее уязвимым положением, зажгло огонь в венах.


Он знал, что должен оставить это дело, довериться собственному суждениям Леды и ее воле. Она была взрослой женщиной, способной делать собственный выбор и ориентироваться в отношениях. И все же он не мог избавиться от непреодолимого желания защитить ее, оградить от хищнического поведения, свидетелем которого он стал пару мгновений назад.


Взгляд Гадеса скользнул к букету, который Леда взяла с собой, хрустящие белые лепестки резко контрастировали с приглушенными зелеными и коричневыми тонами интерьера магазина. Он почувствовал странный комок эмоций в груди, страстное желание, почти похожее на ревность, но более глубокое. Он хотел видеть ее улыбку, слышать ее смех, греться в тепле ее присутствия. Он хотел… лелеять ее.


Но он также знал, что не мог позволить собственным желаниям и страхам влиять на его суждения. Он должен был поддерживать уровень профессионализма, гарантировать, что его сотрудники чувствовали бы себя в безопасности и их бы уважали на рабочем месте. И поэтому, глубоко вздохнув, Гадес подавил волну эмоций и мысленно приготовился к разговору.


Водрузив букет в вазу с водой комнатной температуры, Леда вернулась в зал, обтирая влажные ладони о фартук и бедра.


Они встретились взглядами с Гадесом, и Леда почувствовала себя странно.


– Все в норме? – неуверенно спросила она, проходя за прилавок, чтобы прибрать обрезки крафтовой бумаги и стеблей пионов.


– В норме, – немногословно подтвердил Гадес, словно отмерев от транса. Он наблюдал за тем, как копошилась за прилавком Леда, не смея нарушать ее работы. До конца смены оставалось не так много времени, и двадцать минут они провели в тишине, не переговариваясь и не переглядываясь.