В голове Гадеса мелькнули слова Салеи – саркастичное предложение признаться Леде в своей божественной природе. Он поморщился, помотав головой.

– Вы сдружились, да? – спросил вдруг Гадес, плавно подойдя к прилавку по другую сторону и сложив на него локти. Леда оторвалась от монотонного складывания бумаги и подняла голову.

– А? – она моргнула, хлопая глазами, как олень перед фарами машины.

– С Исой, – пояснил Гадес, его взгляд мягко скользил по округлым чертам ее лица, по вздернутому носу и приоткрытым губам. У нее был неправильный прикус, нижняя часть чуть больше выходила вперед, что заставляло пухлую нижнюю губу оттопыриваться. Это не было похоже на кроликов, на котиков и песиков – это было похоже на лошадей. На породу Арравани: среднего роста, с крепкой шеей, широкой грудной клеткой и высоко посаженными бедрами, с маленькими, но крепкими копытами; гнедые – как темный шоколад, приправленный стружкой в тирамису.

Гадес кашлянул в кулак, ожидая ответа. Леда задумчиво кусала свою нижнюю оттопыренную губу. Ее уши шевелились вместе с кончиком носа.

– Да, – наконец просто ответила она и вернулась к уборке прилавка.

Гадес пристально изучал Леду, впитывая каждую мельчайшую деталь лица и манер. То, как она прикусила нижнюю губу, легкое подергивание носа, когда она концентрировалась на своей задаче, то, как уши, казалось, слегка приподнимались при каждом вопросе. Он обнаружил, что очарован каждым ее движением, привлеченный пылким духом, скрывавшимся под ее порой колючей внешностью.

Он знал, что должен действовать осторожно, должен точно и аккуратно подбирать свои следующие слова. Но мысль о намерениях Исы по отношению к ней, о том, как он так откровенно пытался склеить ее, несмотря на предупреждения Гадеса, разожгла огонь в венах. Ему была невыносима мысль о том, что кто-то воспользуется добротой Леды, ее уязвимостью, ее отчаянной потребностью в стабильности и безопасности.

Сделав глубокий вдох, Гадес наклонился немного ближе, положив локти на полированное дерево столешницы. Его голос был низким и серьезным, когда он заговорил снова, чуть наклонившись вперед.

– Леда, я хочу кое-что прояснить, – начал он, его фиалковые глаза впились в ее с такой интенсивностью, что заставили прервать подметание. Я ценю твою трудовую этику и твою преданность своему делу. У тебя есть талант дарить красоту и радость другим благодаря твоему мастерству обращения с цветами. Но я также вижу силу и стойкость, стоящие за этим талантом, огонь, который движет тобой к успеху, несмотря на препятствия на пути.

Гадес помолчал, подыскивая правильные слова, идеальный способ выразить заботу, которую он испытывал по отношению к ней.

– Я знаю, что я не твой отец и не твой опекун, – мягко продолжил он. – Но как твой работодатель и друг, я несу ответственность за твое благополучие и счастье. И я не буду стоять сложа руки, пока тебя преследует кто-то, кто по-настоящему не понимает тебя, кто не может оценить ту редкую жемчужину, которой ты являешься.

Гадес нерешительно протянул руку и убрал с ее лица выбившуюся прядь волос. Кончики его пальцев теплыми подушечками огладили мягкую кожу щеки, словно пытаясь смахнуть редкие веснушки и маленькую родинку под губой.

Леда поджала губу, чувствуя себя неловко от слов Гадеса.

– Все в порядке, – заверила она, смахнув остатки обрезков в мусорное ведро. – Иса хороший парень. Мы друзья.

Гадес сощурился, облизнувшись и задумавшись – возможно ли было, что Иса и правда имел только самые чистые намерения по отношению к ней? И не пытался использовать ее, как средство завоевания сердца Салеи через него? Гадес нахмурился.