– Возможно ли, что ты находишь Салею … лишенной этого? – его голос был низким и задумчивым. – Я имею в виду, что она не кажется тебе подходящей для кого-то вроде меня? Потому что, должен признать, твоя реакция вызывает у меня любопытство, Леда.

Гадес протянул руку и нежно коснулся плеча девушки, его пальцы коснулись мягкой ткани ее рубашки. Он почувствовал, как она напряглась под его прикосновением, и понял, что ему нужно действовать осторожно.

– Скажи мне, что бы ты сделала, если бы была на месте Салеи? – прошептал он едва слышно. – Ты бы бросилась ко мне так безрассудно, так страстно? Ты бы хотела, чтобы я … взял тебя?

Слова Гадеса были смелыми, почти чересчур смелыми. Но он ничего не мог с собой поделать. В Леде было что-то такое, что привлекало его, что заставляло хотеть понять ее на более глубоком уровне. Он знал, что это неправильно, но не мог отрицать влечения, которое испытывал к ней.

Леда взвизгнула, когда услышала неуместные слова Гадеса – ее лицо и уши покраснели еще сильнее, она почувствовала жар в груди. Жар обиды от того, что он решил, будто был ей интересен – она вдруг явственно ощутила себя на месте Салеи, которую упрекала мысленно пару минут назад в том, что та пыталась взять то, что ей не принадлежало. Но ведь Леде тоже не принадлежало ничего из того, что находилось в этом магазине. И никого.

Она отшатнулась, прижала выбранные цветы к груди, рывком заправила прядь волос за горящее ухо и затараторила:

– Меня ваша личная жизнь. Не. Интересует. Лорд. Гадес, – почти по слогам проговорила она и тут же бросилась в главный павильон, лишь бы не сгореть со стыда. В висках панически стучало.

На ее удачу (и несомненное облегчение) в магазин зашло несколько молодых парней, глазами рыскавших в поисках подходящих букетов.

– Чем я могу вам помочь? Здравствуйте, – Леда торопливо подошла к молодежи: они оценили ее глазами, как один из букетов, представленных на витрине, и обменялись неловкими, но многозначительными взглядами.

– Нам нужен букет для нашей бабули, – сказал один из них, который был выше и крепче остальных.

– Какие цветы она любит? – спросила Леда, хотя ее лицо все еще было красным, а голова все еще была занята словами Гадеса, буквально звеневшими в ушах.

Гадес наблюдал, как Леда убежала от него, прижимая цветы к груди, как щит. Он мог видеть румянец на ее коже, то, как она волновалась и заикалась при ответе. Он явно задел за живое своими смелыми словами и сожалел, что заставил ее чувствовать себя так неловко.

Но когда он наблюдал, как она бросилась помогать молодым людям, вошедшим в магазин, он не мог не почувствовать укол … чего-то. Разочарования? Сожаления? Замешательства? Он не был до конца уверен. Все, что он знал, это то, что не хотел, чтобы Леда чувствовала то же самое, не хотел, чтобы она думала, что он какой-то хищник, пытающийся воспользоваться ею.

Гадес тихо вздохнул, проводя рукой по своим темным волосам, обдумывая свой следующий шаг. Он знал, что должен извиниться, чтобы все исправить. Но он также знал, что ему нужно поосторожничать, не позволить своему интересу к ней затуманить его рассудок.

Гадес глубоко вздохнул и направился к главному павильону, его широкие шаги сокращали расстояние между ними. Он слышал, как Леда разговаривала с молодыми людьми, ее голос все еще слегка дрожал, но в остальном был профессиональным. Он восхищался ее преданностью работе, ее стремлением убедиться, что каждый клиент останется доволен покупкой и сервисом.

– Извините, – подошел он, его глубокий голос прорвался сквозь болтовню молодых людей. – Прошу прощения, что прерываю, но мне нужно ненадолго поговорить с моей сотрудницей. Я верну ее чуть позже.