Гадес жестом пригласил Леду следовать за ним, ведя ее в тихий уголок магазина. Он повернулся к ней, его фиалковые глаза изучали, пока он пытался подобрать правильные слова.

– Леда, – обратился он, его голос был низким и искренним. – Я хочу извиниться за свои предыдущие комментарии. Я перешел границы.

Леда неловко вжалась в угол стен, спасительно прижимая к груди цветы, которые не успела выложить.

Молодые люди с интересом оглядывали ее открытые ноги и серьезное лицо Гадеса, перешептываясь между собой. Леда успела задаться вопросом, почему в магазине никто не носит бейджики – это была отвлекающая тупая мысль, которая заставила ее нервно улыбнуться. Вроде той, из разряда «А ты любил бы меня, если б я была ядовитой древесной лягушкой?».

А дальше улыбка с ее лица испарилась, как только смысл сказанных Гадесом слов обжег ее и без того красные уши – вот уж тяжело было поверить в то, что мужчина (такой успешный и с виду холодный) извинялся просто за то, что имел неосторожность сказать (даже не сделать!) что-то, задевшее женщину.

В двадцать первом веке в такое было поверить трудно, поэтому глаза Леды округлились настолько сильно, что она стала похожа на детский слайм в виде мультяшной жабки, на который со всей силы надавили детские ручки.

– Все в норме, – хрипло призналась она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более честным. – Это не проблема. Вы просто оговорились, – то ли она пыталась убедить в этом Гадеса, то ли себя.

Гадес видел недоверие в широко раскрытых глазах Леды, то, как она цеплялась за цветы, как за спасательный круг. Он знал, что ей было трудно принять его извинения, возможно, она подумала, что это какой-то трюк или шутка. Но это было не так. Он действительно имел в виду то, что сказал.

– Нет, Леда, – возразил он низким и твердым голосом. – Я не ошибся. Я имел в виду каждое сказанное слово, и я знаю, что заставил тебя чувствовать себя неловко. Это не входило в мои намерения, и я искренне сожалею.

Гадес сделал шаг ближе к Леде, его высокая фигура возвышалась над ее маленькой фигурой. Он видел, как она прижалась спиной к стене, словно пытаясь увеличить расстояние между ними, насколько это было возможно. Но он не мог винить ее. Он был слишком дерзок. Слишком похож на бога, которым он был раньше.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я испытываю к тебе величайшее уважение, Леда, – голос Гадеса слегка смягчился. – Ты ценный член моей команды, и я никогда не хотел сделать ничего, что могло бы поставить тебя в неловкое положение или поставить под угрозу наши профессиональные отношения.

Гадес на мгновение замолчал, мысленно подбирая следующие слова.

– Но я также хочу быть честным с тобой, – продолжил он, сверля ее своими непреклонными глазами. – Я не могу отрицать, что между нами есть… связь. Что-то, что привлекает меня к тебе, что заставляет меня хотеть понять тебя на более глубоком уровне. Но я также знаю, что я твой работодатель и что я несу ответственность за поддержание определенного уровня приличия и профессионализма.

Гадес протянул руку и нежно коснулся руки Леды, чувствуя тепло ее кожи под кончиками пальцев. Он знал, что ему нужно быть осторожным, не позволить влечению к ней затуманить его разум, сбавить обороты, пока его не занесло в петлю этих странных эмоций. Но он также знал, что не мог игнорировать свои чувства, то, как она, казалось, относилась к нему в ответ.

Леда по инерции отшатнулась назад еще дальше и стукнулась затылком о стену с тихим шипением.

– Все в норме. Я клянусь! Все. Отлично, – процедила она, выскользнув из угла, где ее зажали, и направившись к покупателям. Гадес наблюдал, как Леда поспешила прочь от него, отчаянно пытаясь увеличить расстояние между ними, погрузившись в работу. Он мог видеть, как ее глаза расширились от шока, как ее щеки покраснели еще сильнее.