Но сейчас он просто восхищался простым удовольствием от совместного угощения и теплотой их неловких улыбок. Прошло много времени с тех пор, как Гадес позволял себе проникаться таким простым, человеческим моментом, подобным этому. И он обнаружил, что жаждет большего.

Леда выдохнула с тихим "Оуф…" и взяла пончик из руки Гадеса, толкнув его в рот. Но, чтобы не оставаться в долгу, она достала из коробочки еще один шарик из теста и, аккуратно сжимая его пальцами, протянула Гадесу.

– Хотя бы один, – жалобно пискнула она, ее брови встретились на переносице.

Ей отчаянно хотелось не чувствовать себя неловко в присутствии Гадеса, в конце концов, она убеждала себя, что он простой человек, тоже занимался тем, чем занимались все – спал, ел, трахался и (о боже) срал.

Гадес посмотрел вниз на предложенный лукумейд, удивление на мгновение промелькнуло на его красивом лице, прежде чем сменилось медленной, довольной улыбкой. Он протянул руку и нежно обхватил сладкое угощение своими длинными, изящными пальцами, его кожа слегка коснулась кожи Леды. Короткий контакт послал неожиданную искру сквозь нее, заставив остро ощутить жар, исходящий от его прикосновения – она быстро убедила себя, что это было от стыда и ненавязчиво легкого чувства вины.

– Ну, как я могу отказаться от такого заманчивого предложения? – пробормотал Гадес с намеком на дразнящее веселье в его богатом, глубоком голосе. – Знаешь, в Греции считается, что отказываться от угощения – плохая примета.

С этими словами он наклонился вперед и приоткрыл губы, позволяя Леде положить лукумейд ему в рот. Его глаза поразительного фиалкового цвета встретились с ее глазами, и между ними повисло мгновение интимной связи. Высунув язык, Гадес поймал крупинку сахара на нижней губе, а затем прикрыл рот, и его губы изогнулись в кошачьей довольной улыбке.

– М-м-м, восхитительно, – мурлыкнул он, проглотив, наслаждаясь сливочным вкусом теста. – Стоило того, чтобы задержаться на работе, верно?

Он позволил своему пристальному взгляду пройтись по настороженному лицу Леды, отмечая, как порозовели ее щеки, как ее глаза заискрились новообретенной теплотой. Он почувствовал волнение в груди, тоску по простым прелестям дружеского общения. Посейдон был прав – снова погрузившись в мир смертных, он что-то возродил в себе, и обнаружил, что жаждет большего.

Леда торопливо дожевала пончик и встала из-за маленького стола, отряхивая сахарную пудру с брюк и рубашки, небрежно измявшихся за долгий рабочий день.

– Мне пора домой, – объявила она, слизывая с губы засахаренный мед. – До завтра, Лорд Гадес, – прочистив горло кашлем, добавила она.

Проверив уведомления в телефоне бегло, она неловко улыбнулась, кивнула Гадесу и направилась из подсобки в главный павильон, чтобы выскользнуть из магазина.

Он медленно встал, его высокая фигура поднялась со стула с отточенной грацией, говорившей о многовековой практике. Он разгладил перед своей темной рубашки у пуговиц, рукава которой все еще были закатаны до локтей, как и тогда, когда он работал бок о бок с Ледой. Его фиалковые глаза следили за ее движениями, задержавшись на том, как ее волосы отразили свет, когда она повернулась, чтобы уйти.

– Подожди, – тихо позвал Гадес, и в его глубоком голосе прозвучала неожиданная теплота. – Пока ты не ушла… Могу я проводить тебя?

Он обошел стол, сократив расстояние между ними за несколько длинных шагов. Гадес остановился, его высокая фигура возвышалась над маленькой Ледой. Он засунул руки в карманы своих темных брюк – небрежный жест, который почему-то выглядел совсем не так, – и слегка склонил голову на бок.