– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил он у Мэя. – Вы обвиняетесь в присвоении этого материала неподобающим образом.

Мэй фыркнул:

– Я тут ни при чем. Матерьялец вон того джентльмена, – он ткнул пальцем в сторону Бишопа. – А я только за ним увязался, когда он пошел продавать.

Томас поинтересовался у Бишопа, чье это тело.

– Мое, – ответил Бишоп, – а ежели хотите знать, как я им разжился, сами кумекайте. Может, и сообразите.

Затем Томас спросил, чем Бишоп зарабатывает на жизнь.

– Трупы ворую, черт побери![81]

Оставив арестованных, суперинтендант прошел в одно из задних помещений участка, чтобы осмотреть принесенное тело. Два констебля вынули мертвого мальчика из корзины, осторожно извлекли из мешка и положили на стол. «Я сразу понял, что это тело человека, который умер недавно, – заметил Томас. – На мой взгляд, из челюстей были насильственным путем извлечены зубы»[82].

Больше труп ничего не смог ему поведать.

В тот же вечер арестантов под усиленным полицейским конвоем доставили в Магистратский суд на Боу-стрит. «Вид покойного и тот факт, что двое из арестованных – хорошо известные похитители тел, почти тотчас же породили слухи, будто несчастный мальчик подвергся бёркингу со стороны задержанных, – писала The Times. – Толпы, окружившие здание и пытавшиеся прорваться в него, чтобы услышать допрос, оказались куда многолюднее, чем мы могли бы припомнить по каким-либо предыдущим случаям»[83].

Одержимые болезненным любопытством заполнили зал суда под завязку. Томас, принеся присягу, сообщил, что предъявляет четырем задержанным обвинение в «убийстве мальчика примерно четырнадцати лет», чье имя назвать не может. Суперинтендант добавил: хотя он сейчас и не располагает доказательствами, представители Королевского колледжа могут засвидетельствовать, что арестованные пытались продать тело. Томас сообщил суду, что уже после ареста Бишоп заявил: он приобрел тело в колледже Гая[84].

– Я направил запрос в больницу Гая, желая узнать, умирал ли у них недавно мальчик, отвечающий такому описанию, – объяснил Томас. – Получил справку, из которой явствовало, что с 28-го числа там скончалось три человека: одна женщина и двое мужчин в возрасте тридцати трех и тридцати семи лет. Поэтому утверждение Бишопа касательно того, где он приобрел тело, не может быть верным.

На вопрос, имеет ли он что-нибудь сказать в свою защиту, Бишоп промолчал. А Мэй, «одетый в крестьянскую блузу и казавшийся совершенно беспечным в ходе всего допроса», разыграл неведение.

– Это не мой покойник, – заявил он, – и ничего я про него не знаю.

Уильямс и Шилдс объявили о своей невиновности.

Судья постановил, чтобы арестованных оставили под стражей, и распорядился провести вскрытие трупа, «дабы прийти к твердому заключению касательно причины смерти».

«Затем арестантов препроводили в камеры, расположенные в задней части здания суда, – писал один репортер. – По пути некоторые из собравшихся в зале провожали их стонами неудовольствия и сердитым шипением»[85].

Доктор Джордж Бимен, местный хирург, в ту же ночь произвел беглый осмотр тела в полицейском участке. По оценке Бимена, мальчик был мертв не более 36 часов. «Лицо выглядит распухшим, – отмечал он, – язык раздут и высунут, глаза выкачены и налиты кровью». Кроме того, он заметил над левой бровью рану примерно дюйм длиной. Из разреза продолжала сочиться кровь, однако лобная кость, по-видимому, не треснула. «Все зубы извлечены, – сообщил он, – десны имеют ссадины и синяки; части [нижней] челюстной кости сломаны и вынуты вместе с зубами»[86].

На другое утро, в субботу 6 ноября, мимо тела ребенка прошествовала печальная процессия отчаявшихся людей. Томас уже получил восемь просьб разрешить осмотр покойника – от родителей пропавших мальчиков «возрастом 13–14 лет». «Родители не простили бы себе свое отсутствие на таковой процедуре, – писал он, – и все они явились в большом смятении чувств. Один из пропавших мальчиков был глухонемым»