Звонок в прозекторской Королевского колледжа, недавно учрежденного в британской столице (в самом центре, на Стрэнде), прозвенел в субботу, 5 ноября 1831 года, в 11:45. Уильям Хилл, служивший в анатомическом театре подсобным рабочим, открыл дверь и впустил Джонатана Бишопа и Джеймса Мэя. Он знал обоих: ему доводилось покупать у них трупы. Мэй спросил у Хилла, не нужен ли тому материал для вскрытия.

– Да не особенно, – ответил Хилл, но тут же, не совладав с любопытством, поинтересовался: – А что у вас есть?

– Мужская туша, – сообщил Мэй, едва ворочая языком (он был изрядно пьян).

Речь шла о теле 14-летнего мальчика. Пришедшие готовы были расстаться с ним за 12 гиней.

Хилл заявил, что цена слишком высока, что школа сейчас не нуждается в трупах, но что он все же на всякий случай поговорит с анатомическим демонстратором. Он пригласил Мэя и Бишопа войти (на мокрых и мрачных улицах ноябрьского Лондона было не слишком уютно), после чего сходил за Ричардом Партриджем. Тот, как и Хилл, отказался платить запрошенную сумму и предложил девять гиней.

– Да разрази меня гром, если он стоит меньше десятки! – с этими словами Мэй сплюнул на пол и, шатаясь, вышел вон.

– Понимал бы чего, – отмахнулся его подельник Бишоп. – Напился как свинья. Сойдет и за девять монет.

Бишоп с Мэем исчезли среди серых улиц и вернулись между двумя и тремя часами дня. Они привели с собой двух коллег – Томаса Уильямса и Майкла Шилдса. Визитеры приволокли большую плетеную корзину. Хилл пригласил их внутрь. Бишоп и Мэй затащили корзину в смежную комнату и, открыв крышку, показали труп, завернутый в холстину. Пьяный Мэй, по-видимому, плохо соображал и «весьма неосторожно вытащил труп из мешка»[77].

Труп, заявили оба, был «очень недурной». Хилл заметил, что он выглядел «совсем свежим», и вслух подивился, отчего это покойник умер в столь нежном возрасте. В ответ Бишоп и Мэй лишь пожали плечами. «По виду тело не походило на лежавшее прежде в гробу, – отметил позже Хилл, опытный в таких делах. – Левая рука была вывернута к голове, пальцы на ней тесно сжаты». Порез на лбу мертвого мальчика возбудил у Хилла некоторые подозрения, но Бишоп настаивал, что лоб просто случайно поранили, когда тело выпало из обертки. Хилл не знал, что и думать. Он позвал Партриджа, чтобы тот посмотрел сам[78].

Партридж в сопровождении нескольких своих студентов вошел в помещение и осмотрел доставленный товар. «Глаза казались весьма свежими, губы – полнокровными, – вспоминал демонстратор. – Притом грудь выглядела так, словно с нее недавно стерли кровь». Партридж ненадолго вышел вместе с коллегами – якобы для того, чтобы принести деньги, необходимые для совершения сделки. Один из студентов не мог не заметить, что по своему виду тело «отвечало описанию мальчика, который недавно пропал, о чем сообщали афишки, развешанные на окрестных улицах»[79].

Вернувшись, Партридж объявил Бишопу и Мэю, что у него только 50-фунтовая банкнота и кое-какая мелочь, но, если они готовы подождать, он разменяет крупную купюру.

– Дайте мелочь, уж какая есть, – предложил Бишоп, – а я тогда в понедельник зайду за остальным.

Мэй же предложил Партриджу отдать им 50-фунтовый билет – мол, они сами где-нибудь разменяют.

– Вот уж нет, – ответил Партридж с улыбкой и снова вышел из комнаты. Через 15 минут он вернулся – в сопровождении инспектора и нескольких констеблей из районного управления F (отвечавшего за Ковент-Гарден), которые и задержали четырех продавцов трупов. Мэй, расхрабрившись от выпитого, несколько раз ударил одного из сотрудников полиции, прежде чем буяна сумели утихомирить. Констебли отволокли арестованных (и корзину с трупом) в Ковент-Гарденское управление, причем избитый Мэй передвигался на четвереньках, «его голова была покрыта холщовым рабочим халатом». Старший офицер управления, суперинтендант Джозеф Сэдлер Томас, велел поместить четырех арестантов в одну комнату