.

Впрочем, не все были в восторге. Многие по-прежнему считали, что новая организация – скопище правительственных агентов, чья тайная цель – насаждение полицейского государства. Недоверие проявлялось в «словесных и физических нападках на полисменов». Ранним утром в воскресенье, 11 октября, «толпы пьяных и буйных представителей обоих полов по обыкновению собрались» в печально известном камденском квартале «Семь циферблатов». Когда на место прибыл небольшой контингент констеблей, толпа набросилась на сотрудников полиции с криками: «Вот они, чертовы полисмены!» и «Вот они, жандарморды!»[63].

Пьяный сброд бушевал все необузданнее, и «находившиеся на дежурстве обнаружили, что попали в опасное положение, ибо по численности намного уступали собравшимся». Вскоре «из близлежащих полицейских участков» прибыли подкрепления в количестве 50 сотрудников и рассеяли толпу, задержав около 30 человек. Не прошло и четверти часа, как квартал (по словам одного из очевидцев) «обрел столь же тихий, чинный и приличный вид, как площадь Сент-Джеймс»[64][65].

Как писала The Times, этот случай стал «практическим примером бодрости и решимости, с которыми сие новое гражданское учреждение, по-видимому, с готовностию исполнило свою неприятную, но необходимую обязанность». О да, неприятную. 29 июня 1830 года полицейский констебль (Police Constable, P. C.) Джозеф Грантем попытался разнять двух пьяных, вступивших в драку между собой. Он стал первым сотрудником Скотленд-Ярда, погибшим при исполнении: в ходе потасовки его свалили на землю, после чего он получил удар ногой в висок. Накануне жена Грантема разродилась двойней. А через полтора месяца, 16 августа, вор нанес констеблю Джону Лонгу смертельное ножевое ранение в сердце (дело было возле Грейз-Инн-роуд)[66].

Что ни говори, сотрудники Скотленд-Ярда проходили суровую школу. Но они хорошо усваивали уроки, хотя те были нелегкими и кровавыми. В первое время казалось немыслимым, что созданная служба задаст новые стандарты полицейской работы, однако ей это удалось – на всем протяжении XIX века и вплоть до кануна Второй мировой. Новая структура внедряла применение передовых криминалистических методов – от исследования отпечатков пальцев до баллистики и сбора улик; она сделала первые попытки составления психологических портретов преступников (профайлинга); более того, она захватила воображение публики по обе стороны Атлантики благодаря настоящим подвигам сыскной работы, соперничавшим с деяниями героев лучших детективных романов. Короче говоря, имя новой полицейской службы со временем станет широко известным и самым узнаваемым. Но Скотленд-Ярд выстраивал свою репутацию постепенно – распутывая все новые и новые дела, одно другого мрачнее.

1

Осквернители праха

«Воскресители». Экскурсии по местам былых преступлений

Они трудились в неверном свете переносных фонарей, пробираясь от одной могилы к другой, разрывая и извлекая, оставляя после себя следы гнили и осквернения. Утром, когда служители открыли кладбищенские ворота, их глазам предстали среди перекошенных могильных камней «распахнутые гробы, чьи ныне покойные жильцы оставались открыты всем ужасам – отвратительным ужасам – разложения и гниения». А четыре вытащенных из земли гроба лежали «вовсе лишившись своего содержимого, если не считать одежды мертвецов». Такую ужасную работу проделали «черные» эксгуматоры ноябрьской ночью 1830 года на одном из кладбищ Кембриджшира[67].

Похищение тел – ограбление могил в поисках свежих трупов – стало в Британии XIX века весьма распространенным и прибыльным промыслом. Именно на этом мрачном фоне Мэри Шелли опубликовала свой роман «Франкенштейн, или Современный Прометей». Эта книга во многом являет собой безрадостное исследование проблем смерти и нравственности научных экспериментов – то и другое весьма занимало тогда общественное сознание. «Чтобы рассмотреть причины жизни, – пишет доктор Франкенштейн, – мы должны первым делом обратиться к смерти. Я освоил науку анатомии, однако этого оказалось недостаточно; мне надлежит еще пронаблюдать за распадом и разложением человеческого тела». Чтобы найти сырье, необходимое для его ужасных опытов, Франкенштейн (как он сам признается) вынужден «ворошить оскверненную сырость могилы»