Сказки старых переулков Алексей Котейко
История первая. «Маленький львёнок»
Это был чудесный лев. С пышной косматой гривой, грозно встопорщенными усами, красивой бархатистой шёрсткой и изящной кисточкой на кончике хвоста. Одна передняя и одна задняя лапа у него были красного цвета, а другая передняя и другая задняя лапа – зелёного. Лев жил в витрине магазина игрушек, и каждое утро, когда хозяин открывал ставни, для маленького льва оживал за стеклом Город.
Улица, на которой стоял магазин, походила на реку с непрерывно движущимся потоком людей. Порой через шумную многоголосую толпу, позвякивая, осторожно пробирался старенький трамвай, с подножек которого гроздьями свисали безбилетные пассажиры и беспризорные мальчишки. То здесь то там над людской рекой возвышались плывущие в ней медленно и величаво деловитые черные фиакры с мужчинами в котелках и строгих костюмах, или яркие ландо с изящными красивыми женщинами. Время от времени появлялся верхом грозный субаши в мундире и рубиново-красной феске: поигрывая плёткой, он зорко высматривал среди прохожих карманных воришек.
Девочка всегда устраивалась на нижней ступеньке короткой лестницы, ведущей к двери дома напротив магазинчика – так, чтобы было видно витрину. Поджав босые грязные ноги и поставив перед собой найденную где-нибудь в окрестностях коробку из-под пирожных или лукума, она играла на тростниковой дудочке для прохожих. Вздумай малышка попрошайничать, её бы вскоре схватили, и отправили в какой-нибудь приют, где за любую провинность наказывают бамбуковой палкой, и все носят одинаковые серые платья, похожие на мешки. Но «честных бродяг», игравших на дудочках и губных гармониках, торговавших спичками и булавками, или просто показывавших незамысловатые фокусы с монетками, картами и стеклянными шариками, субаши никогда не трогали.
Тот день пришёлся на обычную середину недели: воскресенье уже миновало, суббота ещё не приблизилась, и залитый солнцем старый Город дремал в полуденном мареве, лениво щурясь на искрящуюся бликами гладь пролива. Маленькой бродяжке повезло раздобыть недоеденный кем-то симит, и теперь девчушка задумчиво жевала его, как всегда рассматривая льва в витрине игрушечного магазина. Хозяин поместил его в самый дальний угол, видимо, отчаявшись найти покупателя на странного зверя, скроенного из зелёных и красных клеток. Лев сидел, растопырив лапы, со своей всегда приветливой улыбкой на морде и, казалось, тайком следил за девочкой.
В людском потоке в дальнем конце улицы мелькнули и стали медленно приближаться два молодых человека в светлых льняных костюмах, с тростями в руках. Они со скучающим видом пробегали глазами по витринам, мимо которых проходили, и порой перебрасывались фразами на незнакомом девочке языке. Вот один, пониже ростом, широкоплечий и плотно сложенный, отрицательно качнул головой в ответ на зазывы старого Ары, чистившего обувь возле кальянной. Пройдя ещё несколько метров, он же нетерпеливо отмахнулся от маленького водоноса Османа, чей кувшин за спиной был ростом со своего семилетнего хозяина. Приятель что-то сказал чужестранцу, тот бросил в ответ короткую фразу, и оба рассмеялись.
Умут, как раз доевшая симит, нахмурилась. Она уже видела таких мужчин, приезжавших в Город издалека, из тех краёв, где зимой очень холодно, и долго лежит снег, который на здешних берегах выпадал едва ли раз в десять лет. Громко говорят, громко смеются, вечно скучают – но зато порой от них что-нибудь перепадало в её коробочку. Правда, эти двое едва ли были расположены бросить монетку маленькой бродяжке, но попытаться стоило: слишком скромным завтраком был недоеденный кем-то симит, к вечеру живот снова заурчит, прося что-нибудь посытнее.
Тростниковая дудочка протяжно запела, выводя мелодию, родившуюся где-то вне каменных стен и узких улочек Города. В незамысловатых нотах сплелись порывы весеннего ветерка и шелест пропылённой травы, которую щиплют полудикие козы; маленькие деревушки, затерявшиеся между холмами и долинами – и сбегающие с гор холодные ручьи. Мелодия была одной из немногих вещей, которые помнила Умут о своём детстве до приюта, из которого она сбежала; только этот чуть печальный мотив, запах угля от рук отца и хлеба от рук матери, да её мягкие чёрные волосы, когда та склонялась над малышкой. Мужчины поравнялись с девочкой, она перестала играть и улыбнулась им. Высокий снова что-то сказал крепышу, кончиком трости указывая на Умут; его спутник пожал плечами, ответил – и они прошли мимо.
Коробочка маленькой бродяжки осталась пустой.
* * *
Говорят, что жизнь похожа на полосатую кошку, каких множество бродит по Городу – то радость, то печаль, то везение, то неудача. Надкусанный симит, похоже, исчерпал запас удач для девочки в тот день: до самого вечера текла по улице людская река, но только два куруша оказались в коробочке, поставленной на тротуар. Будь их три, можно было бы купить целый симит, а за пять – бумажный кулёчек, в котором так аппетитно пахнут жареные каштаны. Но монеток было лишь две, и ночь обещала быть долгой и голодной. Умут сидела на нижней ступеньке лестницы, обхватив тонкими руками ноги и, уткнувшись носом в коленки, печально смотрела на льва в витрине – своего единственного друга, всегда улыбавшегося ей.
Улица пустела, магазины стали закрываться, и только из кальянных и закусочных, в которых гости засиживались далеко за полночь, яркие пятна света ложились на истёртые булыжники мостовой. Весёлые голоса, звон чайных стаканов, ароматный дымок наргиле плыли над улицей, и словно перетекали над маленькой бродяжкой, в глазах которой поблёскивали слёзы. Всё было чужое – люди, улица, сам Город, нависший своей каменной громадой, ежедневно поглощающий тысячи таких, как она, и редко, очень редко возвращающий их.
Хозяин магазина игрушек, важный, будто паша, вышел на улицу, чтобы закрыть ставни на витрине. Это был один из его любимых ритуалов: неторопливо протереть от пыли стекло, осмотреть петли, проверить замки. Потом отойти на середину тротуара, почти к самому его краю, и критически разглядывать выставленные игрушки, прикидывая, не пришла ли пора что-нибудь поменять. Впрочем, он никогда ничего не менял, чему девочка на противоположной стороне улицы была рада, ведь плюшевый лев всегда оставался на своём месте.
Из кальянной, у которой дремал чистильщик обуви, старый Ары, вышли двое. Если бы Умут в этот момент посмотрела в их сторону, она бы сразу узнала тех молодых мужчин, что проходили по улице утром. Но девочка всматривалась в быстро сгущающийся сумрак южного вечера: «Если он закроет первой левую ставню, я ещё раз увижу льва, и тогда завтра будет хороший день». Хозяин магазина возился с петлями. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Левую!» Мужчины опять прошли мимо, кажется, даже не заметив маленькую бродяжку, как и её пустую коробочку с лежащей внутри дудочкой.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!» Хозяин досадливо крякнул и пошёл в магазин за маслёнкой – нижнюю петлю явно требовалось смазать. Умут плотнее обхватила руками ноги, и ещё сильнее прижалась носом к коленкам, исподлобья продолжая наблюдать за витриной. Плотный мужчина что-то сказал своему спутнику, и они остановились ниже по тротуару; крепыш окинул взглядом девочку, потом посмотрел на магазин игрушек, снова на Умут и, махнув высокому, чтобы тот подождал его, направился через улицу.
Хозяин магазина досадливо скривился при виде неурочного покупателя, но, быстро поняв, что перед ним иностранец, рассыпался в любезностях: если заморский гость решил купить игрушку, едва ли он будет мелочиться. Они скрылись в магазине, и Умут увидела, как торговец навис над витриной, поочерёдно доставая и предлагая клиенту то куклу в богатом наряде модницы, то огромную коробку с механической железной дорогой, по которой мог ездить самый настоящий, только маленький, паровоз. Но мужчина рассеянно осматривал игрушки, переводил скучающий взгляд на витрину, улицу снаружи – и всякий раз лишь отрицательно качал головой.
Торговец уже начал было злиться: по всему выходило, что иностранец жаден, и ограничится, пожалуй, только чем-то совсем дешёвым. Гора вытащенных из витрины игрушек росла на прилавке, и в какой-то миг короткопалая рука хозяина схватила за голову с лохматой гривой клетчатого плюшевого льва. Умут вскочила со своей ступеньки, будто её ужалила оса, и закусила губу. Мужчина повертел игрушку в руках, покосился на витрину, вновь мельком оглядел улицу и, улыбнувшись хозяину, согласно кивнул. Торговец назвал цену – к его удивлению, гость даже не стал торговаться – и аккуратно упаковал покупку в бумагу.
Умут обессилено опустилась на ступеньку. Может быть, хозяин магазина и закроет первой левую ставню, и завтрашний день будет лучше, но сегодняшний определённо оказался одним из самых плохих. Девочка вздохнула и снова обхватила руками ноги, уткнувшись носом в коленки. По грязной щеке скатилась слезинка, оставив после себя светлый след. Послышались приближающиеся шаги, и в коробку рядом с тростниковой дудочкой опустился бумажный свёрток, а следом не куруш и даже не пригоршня курушей – хрустящая новенькая банкнота, на которой был изображён какой-то бородатый господин.
Удивлённая, девочка подняла глаза. Перед ней стоял тот самый коренастый молодой человек и улыбался, а чуть позади со скучающим видом постукивал тросточкой по булыжникам мостовой его приятель. Тёплые карие глаза заморского гостя встретились с прозрачно-серыми, словно зимние волны в проливе, глазами маленькой бродяжки. С трудом, тщательно подбирая слова чужого языка, мужчина с чужеземным акцентом сказал: