До свидания, Егорушка!

С сердечным приветом твоя Натали.

22.09.67.


Через день Палин получил второе письмо.


Егорушка, здравствуй!

Утром отправила письмо по дороге в школу, а сейчас половина третьего, пришла из школы и снова села писать.

Егорка, милый! Не представляю, что будет дальше, когда сейчас уже не могу. А ведь вчера хорохорилась перед девчонками.

Когда я закрою глаза, чувствую твои губы на лице, шее, милый мой единственный! Нет, нет, нет! У нас не может быть плохо! Нет! Я вспоминаю эти дни, точнее вечера, какие они были для меня счастливые, как много я успела узнать, почувствовать в эти тихие вечера. Мне всё казалось счастливым, радостным, а мы на фоне и по сравнению со всем этим такие маленькие! Егорка, ну хотя бы на минуточку, на секунду очутился бы ты рядом, ты не представляешь, что бы я сделала! В голове мысли, воспоминания и всё такое светлое, хорошее! Ведь у нас не было плохого.

Знаешь, я почему-то подумала, что главное не то, сколько человек проживёт. Сколько бы он ни прожил, всё равно это мало и конец будет ужасным. Главное, сколько у человека в жизни будет таких счастливых вечеров, которые оставляют что-то большое, которое толкает его на что-то большее.

Егорка, слышишь! Возьми меня в свои сны, чтобы я была с тобой, слышишь! Потому что нам нельзя расставаться надолго. Мне кажется, что я что-то потеряла, чего-то не хватает.

Сегодня я выучила песню:

«Это не дождь шумит,
Это не гром гремит,
Это моя печаль
Чайкой к тебе летит».

Егорушка, родной мой, каждое утро в половине восьмого ты должен закрыть глаза, где бы ты ни был. Ты почувствуешь на мгновение мои губы, так как в это время я встаю и дотрагиваюсь губами до твоих губ на фотографии.

До свидания, милый! Твоя Натали.

23.09.67.

* * *

Через два дня пришло третье письмо. Они стали приходить регулярно, по два в неделю, и Егор успокоился.


Егорушка, родной мой!

Ну, вот, я же говорила, милый мой Егорка, что сегодня получу от тебя письмо! К чёрту планы уроков, планы потом, а сейчас – сейчас писать тебе, писать!

Ой, Егорка, извини меня, пожалуйста. Здравствуй! Ты, наверное, сейчас вспомнил, как иногда мы здоровались в середине нашей встречи, потому что сначала были объятия и поцелуи.

После школы сходила за водой, прихожу, а бабушка – мать тёти Поли, говорит: «Глаза на фотокарточке у Егора

баские[46]». Ишь ты! Ей 87 лет, а всё на глаза засматривается. Теперь я буду ревновать её к тебе.

Милый мой! Самый-самый, ну, не знаю какой! Самый наилучший! Не сердись, пожалуйста, ведь я соскучилась и уже не могу.

Маша Веллер передаёт тебе привет, тётя Поля тоже, а бабушка – поклон. А что передаю тебе я? Всё, Егорка, всё, что хочешь, всё равно больше, чем они.

Милый, пиши скорее и побольше о себе. Я очень-очень жду.

Егорушка! До свидания, милый!

С сердечным приветом, твоя Натали.

27.09.67.

* * *

Утром по дороге в школу у магазина Феоктистову поджидал молодой мужчина, недавно пришедший из армии. В Сунгае его почему-то прозвали Вася-тюремщик, возможно за то, что он служил во внутренних войсках. Вася озадачился поиском своей половинки в жизни и положил глаз на озорную весёлую симпатичную Наташу. Ради встречи с ней он приехал в Чудотвориху, узнав, у кого она квартирует. До школы Вася шёл рядом и попытался сразу «взять быка за рога».

– Ты у Фатуевых живёшь?

– Да.

– Во сколько часов после школы домой придёшь?

– А тебе какое дело?

– Приду, помогу тетради проверить.

– Тетради проверять я доверяла только одному человеку. Он и сейчас мне помогает, следовательно, третий лишний, – отрезала Феоктистова, открывая дверь школы.

Вечером на мотоцикле за ней приехал Федя и привёз домой. В субботу, по обыкновению, Наташа пошла в клуб. Сначала зашла поболтать к Володе Локтину – освобождённому секретарю сельской комсомольской организации, а потом к Михееву. Толик-баянист обрадовался и воскликнул: