Он протянул руку и коснулся ее щеки. Ярослава вздрогнула от этого прикосновения, словно ее коснулось пламя.

«Позволь мне помочь тебе, Ярослава, – прошептал Велеслав, глядя ей прямо в глаза. – Позволь мне раскрыть твой потенциал. Вместе мы станем непобедимы. Мы будем править этим миром».

Ярослава почувствовала, как ее воля слабеет, словно под гипнозом. Она понимала, что Велеслав пытается ее сломить, подчинить своей воле, но что-то в глубине ее души сопротивлялось этому.

Она вспомнила свою бабушку Анисью, ее мудрые советы, ее веру в добро. Она вспомнила Луку и Степана, своих верных друзей, готовых отдать за нее жизнь. Она вспомнила Василису, свою подругу, попавшую в беду.

И вдруг, гнев, вспыхнувший в ее сердце, словно искра, разжег пламя ненависти к Велеславу, к его лживым словам, к его темной силе.

«Я никогда тебе не поверю! – воскликнула Ярослава, отталкивая руку Велеслава. – Ты лжец и обманщик! Ты служишь тьме, и я сделаю все, чтобы остановить тебя!»

Велеслав отступил назад, его лицо исказилось в гримасе гнева.

«Ты пожалеешь об этом, Ярослава, – прорычал он, его глаза сверкнули злобой. – Ты сама навлекла на себя беду».

Он развернулся и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Ярослава осталась одна во тьме, дрожа от страха и ненависти. Она знала, что теперь ее ждет еще более страшное испытание. Но она была готова к нему. Она была готова бороться до конца, ради себя, ради своих близких, ради всего мира.

Дверь захлопнулась, и комната погрузилась в еще более гнетущую тишину. Оставшись одна во тьме, Ярослава чувствовала, как липкий страх снова обволакивает ее, словно саван, лишая воли и сил. Слова Велеслава, его признания, его предложения смешались в ее голове с кошмарными воспоминаниями о сегодняшнем дне, с предчувствиями надвигающейся беды, создавая хаос в ее душе, не позволяя сосредоточиться, понять, что делать дальше, как вырваться из этой проклятой тюрьмы, как спасти своих друзей, как помешать князю окаянному воплотить в жизнь свои зловещие планы.

Вдруг, она почувствовала странный холод, проникающий под кожу, пронизывающий до костей, словно ветер с ледяных вершин, не щадящий ни тела, ни души. Комната закружилась перед глазами, стены словно сблизились, сдавливая ее со всех сторон, не оставляя места для дыхания. Она почувствовала, как ноги подкашиваются, тело теряет опору, и упала на пол, словно подрубленное дерево, бессильная и беспомощная.

И тогда началось… Что-то страшное, непостижимое, переходящее грани реальности и сновидения, материи и духа. Она почувствовала, как ее тело охватывает жар, сжигающий изнутри, словно пламя ада, лишающий воли и сознания. Она увидела, как на стенах комнаты появляются странные символы, выжженные на камне, словно клеймо проклятия, излучающие зловещий мрак. Она услышала голоса, шепчущие ее имя, зовущие ее в мир тьмы и забвения, обещающие власть и силу, за цену отречения от света, от любви, от самой жизни. Она почувствовала, как кто-то касается ее, словно холодные руки мертвеца, ощупывая ее тело, вытягивая из нее энергию, силу, душу.

Ее пытались сломить, подчинить своей воле, превратить в марионетку, в слугу тьмы, в оружие зла. И она почти поддалась, почувствовав, как ее сознание растворяется в темноте, как ее воля угасает, как ее душа погружается в вечный сон. Ей казалось, что конец близок, что она обречена, что тьма одержала победу, поглотив ее без остатка.

Но даже в самой глубокой тьме, в самом тяжелом отчаянии всегда остается искра надежды, маленький огонек веры, способный разгореться в пламя, разгоняющее мрак, дарующее силу для борьбы, для возрождения, для победы. И этой искрой, этим огоньком для Ярославы стало воспоминание о бабушке Анисье, ее мудрых советах, ее нежной любви, ее вере в нее, в ее силу, в ее предназначение. Она вспомнила слова древней молитвы, которую бабушка учила ее с детства, молитвы, обращенной к древней богине, матери всего сущего, хранительнице рода, заступнице женщин, дарующей силу, мудрость, защиту от зла и тьмы. Она закрыла глаза и начала шептать эту молитву, словно заклинание, словно призыв о помощи, словно крик души, достигающий самых высоких небес.