Да и вообще мир обычных безыдейных вещей их при этом явно интересует исключительно весьма и весьма довольно-таки относительно мало.
И все это, собственно, никак не иначе, а именно потому, что там все, видите ли, совершенно излишне серо и невзрачно по сравнению со столь весьма красочно надуманным миром чьих-то возвышенно-светлых фантазий.
А книги между тем надо бы всем своим сердцем любить именно за душу их авторов, а вовсе не за то, что представляют они из себя то самое более чем изысканное блюдо, поданное в роскошном ресторане под славным названием «Душевная благодать».
Ведь дело не только в благостном, умственном и сладостном усвоении книг, которое куда скорее увязано именно с одним лишь весьма как есть насущным процессом пищеварения (хотя и в чисто духовном смысле), чем с неким доподлинным задушевным подъемом над всеми теми глубочайшими низинами плотского мещанства.
65
Оно-то, кстати, и приводит к мыслям именно вот о своей до чего и впрямь незатейливо великой значительности по сравнению со всем тем ничего вовсе не значащим песком эпохи, текущим в одном и том же, долгими веками нисколько неизменном направлении от самого рождения к старости и смерти.
А между тем подобное плоское, как блин, видение мира, безусловно, нисколько никак совершенно же недопустимо.
Поскольку самовозвышение над серой толпой, причем совсем ведь без того, чтобы на свой Олимп действительно пришлось и вправду еще действительно взбираться с большим рюкзаком за спиной, не раз рискуя при этом свернуть себе шею, всенепременно будет собой означать одно лишь чванство, а также засилье излишне порой широкообразованного социального невежества.
66
Зачастую подобные люди более всего думают разве что о своем личном удовольствии, которое им попросту обязана предоставить жизнь, а не о каком-либо, подчас уж вовсе и неведомом им большом общественном благе.
А впрочем, надо бы прямо признать, что делают они это совсем вот не от того невероятно великого всепоглощающего эгоизма.
Нет, прежде всего как раз оттого, что эти сыны книжной премудрости попросту вполне так искренне подчас считают людей обыденных совершенно никак ни в чем недостойными какой-либо вящей заботы обо всяческих их мелких, житейских интересах.
Зато сколь так безумно отчаянно они с переполненными слезами очами весьма глубокомысленно вдоволь же раболепствуют пред высокими идеалами, идеями, способными поднять всю ту легендарную людскую массу на искрометно яростную борьбу неизвестно за что, но зато исключительно утопически-иллюзорно благородное, а также и лучисто-чистое во всех его запредельно благих намерениях.
67
Да вот уж, однако, коли те филантропы благих идей и устроят еще после вполне удачного захвата светской власти и престола Господа Бога некое сущее подобие рая, то разве что именно с тем бросово дешевым и довольно-таки малопитательным рационом для всех тех наспех облагороженных ими и приподнятых с колен серых масс.
Зато он будет доступен для всех явно во всем бесплатно!
Однако само отсутствие денег в данном случае может объясняться одним лишь тем подневольным тяжким трудом полностью отныне бесправных рабов.
Причем весь тот мелкий и совершенно ничтожный люд при подобных славных делах непременно, явно же может, собственно, оказаться именно тем, чем чьей-либо «великой душе» только ведь будет затем угодно, а в том числе и пищей для привилегированной расы или, тем паче, для самих себя.
Но то лишь в самом крайнем нацистском случае, ну а при всем том нашем безнадежно переразвитом социализме реальностью столь еще явно бы оказалось именно то, о чем написал в своей книге «Час Быка» Иван Ефремов: