Имплант в запястье мигает зелёным, его свет дрожит, как пульс, но руна, застрявшая в нём с того взлома, горит ярче, чем вчера. Её линии, острые и переплетённые, светятся синим, как неон в центре, но в их узоре есть что-то древнее, как будто они вырезаны не кодом, а чем-то большим. Она будто шепчет, её свет пульсирует, и я слышу голос старика из сетей, его слова, как эхо, которое не уходит: "Кай… ты потерян…" Я сплёвываю на пол, слюна падает в лужу, её поверхность покрыта ржавой плёнкой, которая дрожит от капли, но голос не исчезает, он вгрызается в сознание, как вирус.

– Хватит, – рычу я, мой голос хрипит, горло саднит от вчерашнего крика на рынке, я встаю с матраса, его ткань пропитана сыростью, скрипит под весом, как старые кости. – Голоса, руны, старики – всё это чушь, пока я не разберусь с заказом.

"Взлом против Севера", – сказал тот тип в баре, его голос, искажённый фильтром, звучит в голове, как заевшая запись. Архив, который "всё изменит". Долг погашен, билет из трущоб. Сказки? Может. Но я слишком глубоко в дерьме, чтобы отказываться. Мой имплант жужжит, вибрация отдаётся в запястье, как удар, экран вспыхивает, новые координаты пришли, как и обещали. Заброшенный склад на краю трущоб. Сегодня. Через три часа. Я стискиваю зубы, челюсть ноет, как плечо, время выбирать – прыгнуть в пропасть или сгнить здесь, в подвале, где стены сжимаются, как код "Севера".

– Три часа, – шепчу я, пальцы сжимают запястье, как будто я могу выдавить руну, но её свет только ярче, как насмешка. – Прыгнуть или сгнить, Кай. Выбирай быстро.

Снаружи смог гуще, чем вчера, его серый занавес висит над трущобами, как саван, через который едва пробивается свет. Я толкаю дверь подвала, её ржавые петли визжат, как раненый зверь, холодный воздух бьёт в лицо, принося запах кислотного дождя, который скоро начнётся, и горелого пластика, который витает над рынком. Неон вывесок режет глаза, их свет мигает, синий и пурпурный, буквы на русском и китайском мелькают, как код: "Импланты – стань лучше!", "Синт-еда – вкус жизни!" Жизнь, как же. В трущобах она пахнет ржавчиной и страхом, её вкус – как химия в каналах, которая разъедает всё, что в неё падает. Я натягиваю капюшон, его ткань липкая от пота, проверяю карманы куртки: запасной чип, его пластик холодный, батарея, её контакты покрыты зелёным налётом, нож, его лезвие покрыто царапинами, но острое, как надежда, которой у меня нет. Он не спасёт, но даёт иллюзию контроля, как будто я могу что-то изменить.

Дроны гудят над головой, их корпуса блестят, как чёрное стекло, красные лучи сенсоров шарят по переулкам, выхватывая тени из смога. После вчерашней стычки на рынке я на нервах – те псы могли донести, их пустые глаза, полные ярости, всплывают в памяти, их ножи, блестящие под неоном, могли рассказать "Северу" больше, чем нужно. "Север" не спит, его сенсоры в каждом углу, его код в каждом импланте, даже в моём, мигающем от нехватки заряда. Но выбора нет, я иду к рынку, чтобы запастись перед встречей, шаги отдаются в грязи, её поверхность покрыта масляными пятнами, которые блестят, как ядовитые звёзды.

Рынок гудит, как улей, его шум – как бесконечный поток данных, голоса торговцев режут воздух, как лезвия. Палатки стоят вплотную, их тенты рваные, покрыты пятнами сажи, провода свисают с крыш, искря, как молнии, освещая грязь под ногами. Торговцы орут, их голоса хриплые, как у ворон, сбывая хлам: нейрошунты с откатом, их корпуса покрыты царапинами, поддельные ID-чипы, которые "Север" вычисляет за час, батареи, которые взрываются через день, их контакты зеленеют от окиси. Толпа давит, локти людей впиваются в рёбра, их куртки, такие же потрёпанные, как моя, цепляются за ткань, оставляя нитки, запах жареной синт-еды бьёт в нос, её химический привкус мешает дышать, лёгкие горят, как после взлома.