– Надо разобраться с этой руной, – бормочу я, подключая имплант к портативному сканеру, который достаю из ящика. Сканер – старый, его корпус покрыт царапинами, экран мигает, но включается, его свет зелёный, тусклый, как болотный огонь. Код крутится, строки бегут, как река, их буквы и цифры дрожат, но руна не сдаётся – её линии острые, как лезвия, переплетаются, образуя узор, который кажется древним, но живым, как будто он дышит. – Чёрт, да что ты такое? – шепчу я, стискивая зубы, пальцы сжимают сканер так, что пластик трещит.

Шум на рынке меняется, становится резче, как будто кто-то повернул громкость. Крики торговцев громче, толпа редеет, люди отходят в стороны, их шаги шаркают по грязи, оставляя следы. Я выглядываю из-за стены, сердце колотит, как молот, адреналин бьёт в кровь, как ток. Трое в куртках с неоновыми полосами, их свет мигает, как сигнал тревоги, идут ко мне, их движения уверенные, как у хищников, которые почуяли добычу. Банда. Не та, которой я должен, а хуже – уличные псы, что ищут лёгкую добычу. Их главарь – здоровяк с имплантом в щеке, его металл блестит, мигает красным, дешёвый боевой мод, от которого кости трещат, если он включит его на полную. Его лицо покрыто шрамами, один пересекает губы, делая его ухмылку похожей на оскал, его глаза пустые, как у пустышек, но в них голод, который я знаю слишком хорошо.

– Кай, – тянет он, его голос низкий, как гул мотора, он останавливается в пяти шагах, его псы замирают рядом, их ножи блестят в руках, лезвия покрыты ржавчиной, но острые, как бритвы. – Слыхали, ты вчера в сетях наследил. Делись добычей, или сдохнешь прямо тут.

– Ничего у меня нет, – отвечаю я, мой голос хрипит, я отступаю, спина упирается в стену, её бетон холодит через куртку, я оглядываюсь, но выхода нет, переулок узкий, забит мусором – ящики, рваные мешки, куски металла. – Вали отсюда, пока дроны не прилетели.

Он смеётся, его смех – как треск помех, его имплант мигает быстрее, как будто радуется. – Дроны? Они тебя не спасут, крыса. Отдай чипы, или вскроем тебя, как консерву, – говорит он, делая шаг вперёд, его ботинки хлюпают по грязи, оставляя следы, его псы наступают следом, их ножи поднимаются, готовые ударить.

Я отплёвываюсь, слюна тонет в масляной луже, оставляя круги, стискиваю кулаки, но ввязываться в драку – безумие. Их трое, а я один, мой имплант не для боя, его батарея на исходе, мигает красным, как предупреждение. Но бежать тоже не вариант – трущобы не любят трусов, и если я побегу, они найдут меня позже, и тогда пощады не будет. Рынок затихает, люди отходят, их взгляды пустые, никто не полезет за чужака, здесь каждый сам за себя. Руна в импланте мигает, её свет пульсирует, как насмешка, как будто старик из сетей смотрит на меня и смеётся.

– Последний шанс, Кай, – шипит здоровяк, его имплант вспыхивает ярче, красный свет заливает его лицо, делая его похожим на демона, он делает шаг, его кулак сжимается, готовый ударить.

– Я сказал, вали, – рычу я, ныряя за ближайшую палатку, её тент рвётся, когда я задеваю его плечом, вонь синт-еды режет ноздри, ядовитая, как химия в каналах, я уворачиваюсь от его кулака, он бьёт по ящику, дерево трещит, куски летят, как осколки.

Толпа гудит, кто-то орёт: "Дроны идут!" – но никто не вмешивается, их голоса тонут в шуме, как сигнал в помехах. Я бегу, петляя между ящиками, их края острые, цепляются за куртку, оставляя царапины, запах жареного жира мешает дышать, лёгкие горят, как после отката. Один из псов кидается наперерез, его нож блестит под неоном, синий свет вывески отражается в лезвии, как молния, он замахивается, но я пинаю ящик, он падает с глухим стуком, пёс спотыкается, его нож падает в грязь, он ругается, его голос хриплый, полный ярости.