Коля старался выжать из самолёта максимум, который человек мог вынести. Он выводил самолёт на предельные углы атаки, о чём «Рита»22 милым женским голосом своевременно предупреждала его, выдавая в наушники: «Предельный угол атаки!» При этом происходил мощный срыв потока на крыле, заставляя самолёт трястись как в лихорадке, но исполинская тяга двигателей преодолевала сопротивление воздуха и упорно продолжала толкать самолёт вперёд, не давая ему упасть. Коля выводил самолёт на предельные перегрузки, о чём «Рита» сразу же его информировала: «Предельная перегрузка!» При этом ППК так сильно обжимал ноги, что казалось, будто кровообращение в них напрочь замирает. Но Николай не обращал никакого внимания на эти издержки профессии. Он был в небе, он летел на МиГ-29, и он мог выполнять то, чего ни один «гражданский» самолёт и близко не сможет выполнить. А ещё у него была возможность хоть на время отдаться душой и телом любимому делу. Делу всей его жизни, которое, к сожалению, пришлось прервать на самом пике его профессионального роста.

В то время, пока Николай отводил душу головокружительными кульбитами, Александр молча следил за условиями входа в ту или иную фигуру, а также контролировал параметры двигателей и пространственное положение самолёта, чтобы случайно не вывалится за пределы пилотажной зоны. Он это делал не потому, что сомневался в лётных навыках Николая или думал, что он за какими-то параметрами не следит – судя по технике пилотирования, Николай всё держал под контролем. А потому, что так было проще быстро распознать любую аварийную ситуацию, которая может появиться в полёте в любую секунду. Техника работала без замечаний, а выполнение Николаем высшего пилотажа было безукоризненным.

– Коль! Смотри в узел завяжешься! Дай передохнуть! – попросил Александр, уловив момент между большими перегрузками.

– Что, тяжко? – с лёгкой иронией отозвался Николай.

– Не так, чтобы очень, но малёха ты меня всё же ушатал, – признался Александр.

– Потерпи немного, ещё пару фигур – и отдохнёшь, – ответил Николай, кинув взгляд на топливомер и увидев, что лимит топлива на пилотаж ещё не израсходован.

Последовало ещё несколько вертикальных фигур с предельными режимами пилотирования, затем самолёт вышел в горизонтальный полёт и как будто замер.

– Да, Николай Михайлович! Удивил ты меня! Честно скажу, что такой прыти я от тебя не ожидал! – с уважением отозвался Александр о технике пилотирования Николая, успокаивая сбившееся от перегрузок дыхание.

– Да вы бы летали почаще, Александр Дмитриевич, тогда у вас и переносимость перегрузок получше бы была, – парировал Николай с нотками юмора.

– Докладывай о завершении.

– Три полста семь, работу в зоне закончил, возврат на точку, – доложил Николай руководителю полётов.

– Курс на точку сто пятнадцать, три полста семь.

– Сто пятнадцать на точку, три полста семь.

Как бы Николаю не хотелось полетать ещё часок – другой, но остаток топлива неумолимо уменьшался, а значит надо было возвращаться на базу.

Вдруг сзади раздался приглушённый хлопок, самолёт ощутимо встряхнуло, а на панели отказов вспыхнули красные табло аварийных режимов. В то же мгновенье снова послышалась «Рита», которая начала озвучивать возникшую ситуацию:

– «Борт три-пять-семь! Пожар левого двигателя!», «Отказ СДУ23!», «Нет резерва СДУ! Прекрати задание!», «Смотри “Экран”!»

– Туши и докладывай! – дал Саша команду Николаю, а сам начал быстро перелистывать сигналы «Экрана», чтобы оценить масштаб отказов.

Но Николаю не надо было что-то подсказывать. «Рита» ещё диктовала сообщения, а Николай по панели отказов и приборам левого двигателя убедился, что «пожар» не является ложным срабатыванием, поэтому сразу перевёл его РУД в положение «Стоп», закрыл перекрывной кран топливной системы левого двигателя и, откинув предохранительную скобу, перевёл трёхпозиционный тумблер огнетушителя в положение «ЛЕВ». После этого Коля включил сигнал «Бедствие».