– Принято, три полста семь. Верхний край подскажите, – отозвался руководитель полётов.
– Подскажу по проходу.
– Ну могЁм! – с восхищением произнёс в СПУ Александр, который до этого сохранял молчание, чтобы не мешать Николаю производить взлёт. Всё это время он зорко следил за всем, что происходило на борту и был готов в любое мгновенье взять управление на себя, если бы Николай допустил какую-то ошибку в технике пилотирования. Но его однокашник не допустил ни одной ошибки, и это говорило о том, что как бы там ни было, а лётчик он первоклассный, если по прошествии такого количества времени смог сохранить свои лётные навыки на довольно высоком уровне.
– Не могЁм, а мОгем! – ответил с улыбкой Николай, повторив фразу Маэстро из его любимого фильма «В бой идут одни “старики”».
Двигатели размеренно шуршали в хвосте на крейсерском режиме, стрелка высотомера неустанно вращалась, отсчитывая десятки метров высоты, и с каждой секундой самолёт всё выше и выше уходил в бескрайнее небо.
– Три полста семь, верхний край шесть сто, вне облачности видимость во всех направлениях десять километров, опасных явлений не наблюдаю, – передал Николай на КДП метеоусловия полёта.
– Принято! – услышал он лаконичный ответ.
Любуясь красивыми пейзажами, виднеющимися за бортом, Николай вспомнил момент, когда он с Милен летал в Ниццу, и как они беседовали о небе. И ему очень захотелось, чтобы Милен сейчас каким-нибудь волшебным образом смогла увидеть его полёт, и чтобы она была искренне рада этому важному для него событию. А ещё было бы лучше, чтобы она сейчас сидела в задней кабине вместо Александра. И тогда она сама смогла бы ощутить все те же эмоции, которые сейчас переполняли Николая.
– Николай! Входим в зону. Ниже трёх тысяч не опускайся, выше девяти тоже не лезь, – прервал Александр романтические размышления Николая.
– Понял!
– Докладывай!
– Три полста семь, третью зону занял, разрешите работу, – произнёс Коля в эфир.
– Работайте по заданию, три полста семь, – отозвался руководитель полётов
– Разрешили!
– Ну что, Колян! Самолёт в твоём распоряжении. Покажи всё, что умеешь! – сказал Александр, стараясь немного раззадорить Николая.
– Тогда держись! – ответил Коля и энергично ввёл истребитель в переворот, устремив его к земле, от чего Александр тут же был вдавлен перегрузкой в кресло.
Николай заранее придумал себе программу пилотажа, поэтому одна фигура плавно переходила в другую, но иногда фигуры сливались в одно целое, и тогда приходилось попотеть, чтобы выдержать перегрузки. Все элементы высшего пилотажа выполнялись практически на пределе возможностей самолёта. ППК то и дело с усердием обжимал ноги и низ живота, препятствуя оттоку крови от головы, что повышало переносимость перегрузок, особенно длительных. Можно было даже сказать, что во время пилотажа ППК большую часть времени был под давлением, чем в свободном состоянии. Николай как заведённый бросал самолёт то вверх, то вниз. Одна петля Нестерова, вторая, боевой разворот, переворот, крутая горка. Чтобы немного отдохнуть, Николай решил сделать «Колокол». Он направил самолёт вертикально вверх и убрал обороты двигателей до минимальных. Самолёт, постепенно замедляя скорость, достиг в верхней точке фигуры нулевой скорости и начал скользить вниз хвостом вперёд. Со стороны могло показаться, что у самолёта отказали двигатели и он начал падать. Но это падение было управляемым: Николай потянул ручку управления на себя, истребитель, повинуясь аэродинамическим силам, опустил нос и продолжил падать уже как положено, носом вперёд, набирая скорость. Николай снова дал максимальный режим двигателям, и снова последовал один каскад фигур высшего пилотажа за другим. Коля испытывал особенное удовольствие от моментов, когда стрелки пилотажно-навигационных приборов не стояли на месте, а постоянно вращались с разной скоростью то в одну сторону, то в другую. Это означало, что самолёт Николая выполнял свою задачу по предназначению, а именно энергично маневрировал, отрабатывая навыки ведения воздушного боя. Ведь, как известно, боем живёт истребитель!