В доме этом, «Райзере-Мэнор», жильцы давно перестали удивляться скрипу труб и вою ветра в вентиляции. Стены здесь помнили времена, когда в парадной еще горели газовые лампы, а на крыше танцевали девушки в перьях.

Теперь же здание походило на старуху в выцветшем платье, которая все еще пытается кокетничать, обнажая гнилые зубы.

Миссис Кэролайн Брукс, 83 года, квартира 3B, проснулась в поту. Сон был таким ярким, что сердце колотилось, будто пыталось вырваться из клетки ребер. Она видела Дэвида. Дэвида, который умер в 1969-м, когда вертолет рухнул где-то во вьетнамских джунглях. Он стоял в гостиной, в своем парадном мундире, и улыбался так, будто не прошло и дня. «Я ждал тебя, Кэрри», – сказал он, и голос его был теплым, как плед из бабушкиного сундука. Она потянулась к нему, и боль в суставах исчезла, и морщины разгладились, и даже артрит, сковавший пальцы, отпустил.

Утром соседи нашли ее в кресле у окна. На лице застыла улыбка, а на столе лежала фотография Дэвида в черной рамке, которую она не доставала двадцать лет.

В ту же ночь Джейсон Лернер двенадцати лет, квартира 5D, заснул с мокрой от слез подушкой. Отец ушел в прошлом месяце, мать целыми днями рыдала в ванной, а в школе его травили за очки с толстыми линзами.

Во сне он оказался в парке, где папа когда-то учил его бросать бейсбольный мяч. Солнце светило, трава пахла летом, а не гнильцой декабрьской слякоти. Отец стоял у скамейки, смеялся, и мать махала им с пикникового одеяла. «Мы всегда будем вместе», – сказал папа, обнимая его. Утром Джейсона нашли в постели. Врачи скорой разводили руками – сердце, мол, врожденный порок, стресс. Но мальчик улыбался, как ангел на рождественской открытке.

Квартира 2A. Рикки «Клык» Моргано, 34 года, мелкий гангстер с татуировкой паука на шее, мечтал о двух вещах: чтобы копы перестали дышать ему в затылок, и чтобы Лора, та девчонка из стрип-клуба, наконец перестала его игнорировать.

Во сне он сидел в «Кадиллаке» 67 года, рука обнимала Лору, а на заднем сиденье лежала сумка с деньгами. «Ты король, Рикки», – шептала она, целуя его в губы. Проснулся он с хриплым довольным смешком, потянулся за сигаретой – и рука наткнулась на холодный металл. В зубах у него был «Магнум 44», как у Клинта Иствуда в тех старых вестернах. Пуля вошла в рот аккуратно, будто он сам прицелился. На полу валялась фотография Лоры.

Соседи начали шептаться. Старики умирают – божья воля. Ребенок – трагедия, да. Но Рикки? Рикки, который грозился перерезать горло любому, кто посмотрит на него косо? В вестибюле запахло ладаном и страхом.

Молли Харпер, 28 лет, начинающая актриса из квартиры 6E, видела во сне Бродвей. Овации. Букеты. Она стояла в луче прожектора, а в первом ряду сидела мать, которая всегда твердила: «Выбирай нормальную профессию, девочка».

Наутро Молли не пришла на подработку в кафе. Хозяйка, миссис Чен, обнаружила ее в костюме Джульетты, купленном в секонд-хенде. Девушка лежала на кровати, руки сложены на груди, губы алые от помады.

Врач сказал «передозировка», но склянок с таблетками рядом не было. Зато на столе красовалась афиша: «Молли Харпер в „Сне в летнюю ночь“». Билеты были распроданы до 2026-го.

В «Райзере-Мэнор» оставалось всего пять жильцов.

Гарри Стоун, 45 лет, алкоголик и бывший журналист, заметил закономерность. Все умершие в момент смерти улыбались. Всех нашли в неестественно мирных позах. И все они в последние дни говорили что-то странное: «Я наконец выспался», «Как будто груз с плеч сняли», «Он исполнил…». Последнее слово всегда терялось, будто язык отказывался его произносить.