– Конечно, друг, – ответил тот. – Я так скажу: после того, как меня привезли в этот детский дом из Житомира, долго ко мне никто не приезжал. Правда, года через два меня навестил брат Александр. Думал, он с собой меня позовет – не позвал. Но я его понимаю: у него жена, дети, зачем ему лишний рот? Хотя обидно, конечно, было. Как подумаю, что я никому в этом мире не нужен, так хоть волком вой… Ты ведь тоже меня позабыл. Думал, найдешь – вместе хоть веселее будет.

– Да я и не забывал тебя, – готов побожиться Мишка.

И ведь он не врал. В самом деле, Мишка места себе не находил. Когда узнал, что родители предали Ленькиного отца, поначалу испугался, что друг отвернется от него или будет мстить. Парень он крепкий, и хотя он на полголовы ниже Мишки, кулаки у него будь здоров! Этих его кулаков вся мелюзга кураповская боялась. Особенно те, кто чем-то прогневил его. Но Ленька был человеком справедливым, и коли кому поддаст, то только за дело. Не любил тех, кто малышей или стариков обижает, кто чужое добро крадет, кто врет или друзей предает. Тут уж держись! А еще он кулацких детей не любил, особенно тех, кто кичился своим происхождением. Ох, и доставалось им от него! Но и те ему мстили. Бывало, соберутся в стаю, подкараулят пацана и с палками на него. Иногда Леньке удавалось отбиться, парнишкой-то был шустрым, проворным – выхватит палку из рук кого-нибудь из нападавших и давай отбиваться, да так поколотит обидчиков, что те потом бога благодарят, что живыми остались. Но случалось и ему быть битым. После этого домой приходил угрюмый, весь в крови. Братья старшие спрашивают, кто, мол, это тебя, говори, мы им сейчас такое устроим! Но разве Ленька скажет? Нет, не принято было жаловаться – обиженный должен был сам отомстить за себя…

Ленька с Мишкой еще бы долго болтали, если бы их разговор не оборвал чей-то зычный голос:

– Эй, шпана, а ну-ка все ко мне! Хватит балду гонять…

Это был довольно взрослый парень в фуражке-восьмиклинке, или «хулиганке», как их называли в народе, и с фиксой под золото во рту.

– Ну вот и поговорить нам этот Сыч не дал, – поморщился Мишка.

– А кто это и что ему надо? – спросил Ленька.

– Это наш старшой, – объяснил Мишка. – Не пахан, конечно, нос не дорос, а всего лишь подручник здешних паханов, за молодняк отвечает. Щас точно на какое-нибудь дело пошлет…

В этот момент из всех щелей полуразрушенного здания стали выползать какие-то тени. Это были такие же, как Мишка с Ленькой, маленькие искатели приключений, по каким-то причинам оказавшиеся на улице.

– Слышь сюда! – снова позвал тот, кого Мишка назвал Сычом. – Сейчас возьмете свои заточки с «пушками» и отправитесь на городской рынок деревенских бомбить. И чтобы без трофеев не возвращались. А то в прошлый раз порожняком пришли, и мне от Юсуфа так досталось! Ну теперь и я буду вас наказывать, коль оплошаете. Смотрите у меня! Шею намылю! – он грозно топнул ногой и, достав из-за голенища хромового сапога финку, этак многозначительно поиграл ею перед глазами пацанов.

– А Юсуф кто такой? – не преминул спросить товарища Ленька.

– Юсуф-то? Это и есть один из здешних паханов. Никого, гад, не боится – только самарских жиганов. Ну это и понятно. Их даже московские гопники боятся. А саму Самару, я слышал от пацанов, называют «мамой», потому что считают, что это самый бандитский город в стране.

– А почему Самара-мама? Я думал, мама – это Одесса, – вдруг вспомнил Ленька.

– А потому! – хмыкнул пацан. – Кто в стране нашей папа? Ну конечсно же, Ростов, и об этом все урки говорят. Там такое творится! Ну а Самара на втором месте по бандюкам, потому и «мама». Эх, махнуть бы в Самарочку! – мечтательно произнес паренек.