– Здравствуй, сестра, – голос Лиры был низким, грудным, обволакивающим, как бархат, и от него по телу Евы пробежала дрожь, не имеющая ничего общего со страхом. Скорее, это было узнавание. – Мать ждала тебя. Мы все ждали.

Лира подошла ближе, двигаясь с такой плавной, текучей грацией, что казалось, она не идет, а плывет по воздуху. От нее исходил тот самый дурманящий аромат, но теперь он был усилен ее собственным, индивидуальным запахом – чем-то горячим, пряным, вызывающим мгновенную, почти животную реакцию.

– Я не твоя сестра, – отрезала Ева, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо, но он предательски дрогнул. – И ваша… Мать… может передать привет Арсению. Он тоже был очень убедителен в своей агитации за светлое будущее в виде разумного компоста.

Лира тихо рассмеялась, и ее смех был похож на перезвон серебряных колокольчиков.

– Арсений всегда был слишком… cérébral, – она произнесла французское слово с легким, очаровательным акцентом. – Он пытался постичь Мать разумом. А ее нужно чувствовать. Сердцем. Телом. Каждой клеточкой.

Она сделала еще один шаг и оказалась совсем близко. Ева почувствовала жар, исходящий от ее тела. Лира протянула руку – тонкую, изящную, с длинными пальцами, на кончиках которых переливались крошечные капельки золотистой росы – и легонько коснулась щеки Евы. Прикосновение было обжигающе горячим, и одновременно нежным, как ласка любовника.

– Ты устала, сестра, – прошептала Лира, ее бирюзовые глаза заглядывали прямо в душу. – Ты так долго боролась. С собой, с миром, который тебя не понимал. Позволь себе отдохнуть. Позволь Матери забрать твою боль. Позволь ей наполнить тебя… светом. Наслаждением.

Ева хотела отстраниться, оттолкнуть ее, но ее тело словно окаменело. Дурманящий аромат, голос Лиры, ее прикосновение – все это сливалось в единый, всепоглощающий поток, который разрушал ее защиту, проникал в самые потаенные уголки ее существа. Она почувствовала, как слабеет воля, как мысли путаются, уступая место странной, тягучей неге.

– Пойдем, – Лира взяла ее за руку, и ее пальцы оказались неожиданно сильными. – Я покажу тебе, что такое истинная радость. Что такое Единство.

Она повела Еву вглубь сада. И Ева пошла, почти не сопротивляясь, словно во сне.

Вокруг них, в мягком свете живых цветов, двигались другие обитатели Вермикулы. Они были так же прекрасны и наги, как Лира, их тела сплетались в медленном, бесконечном танце любви и слияния. Они ласкали друг друга, они ласкали растения, они сливались с пульсирующей плотью самого сада. Это было похоже на ожившую картину Босха, написанную в экстазе опиумного сна – безумное, прекрасное, откровенное и абсолютно чуждое человеческому пониманию празднество плоти. Обнаженные тела, покрытые золотистым потом и перламутровой слизью, изгибались в немыслимых позах, их стоны и вздохи смешивались с музыкой сада, создавая единую, всепроникающую симфонию похоти.