Я ввел гостя и усадил его на маснад, а сам не мог опомниться от удивления: «О Аллах! Как можно было обставить так дом за такое короткое время?» Оглядываясь по сторонам, я не видел нигде и следа своей пери. Пошел искать ее и добрался до кухни. Смотрю, сидит там моя красавица в шальварах и курти[41], на голову наброшен белый платок – одета просто, безо всяких украшений.
Она вся ушла в заботы об угощении, и сама пробует каждое блюдо, чтобы кушанья были как можно вкуснее, содержали необходимые приправы и обладали должным ароматом. От этих трудов ее тело, подобное розе, оросилось каплями пота.
Подойдя, я склонился перед ней и принялся славословить, вознося ее ум и способности. В ответ на мои льстивые речи она нахмурила брови.
– Человеку подвластно многое, что лежит за пределами способностей ангелов. Что такого я сделала, чем ты так изумлен? Ты и без того сказал много слов, которые мне неприятны. Скажи лучше, разве учтиво бросить гостя без внимания, а самому ходить неизвестно где? Что он может подумать? Сейчас же иди, займи свое место и услаждай гостя, да позови еще его возлюбленную и усади ее рядом с ним.
Я тотчас же пошел к юноше и окружил его радушным вниманием. Между тем перед нами предстали два раба редкостной красоты. Они принесли кувшин и осыпанные жемчугом чаши и принялись наливать нам вино.
– Я во всем ваш верный слуга, – обратился я тогда к гостю. – Хорошо бы, чтоб владычица красоты, к которой проникнуто склонностью сердце моего господина, тоже пожаловала сюда. Это было бы великолепно. Если вы соизволите, я тотчас же пошлю человека пригласить ее.
– Превосходно! – вскричал он с радостью, лишь только услыхал это. – Вы высказали сейчас как раз то, что лежало у меня на душе.
Я отправил за ней одного из своих слуг, и вскоре после полуночи, словно нежданное бедствие, эта ведьма явилась к нам в роскошных носилках. Ради своего гостя мне поневоле пришлось оказать ей любезную встречу. Приветливо, как только мог, я ввел ее и усадил рядом с ним. При виде ее мой гость так обрадовался, словно обрел все блага мира, а сама дьяволица повисла на шее прекрасного юноши – поистине, выглядело это подобно тому, как сияющий лик полной луны закрывает темная туча. Все приглашенные разделить наше общество замерли в изумлении. «Что за беда свалилась на этого юношу?» – думал каждый из них. Все взоры обратились туда; забыв о праздничных зрелищах, присутствующие не сводили с них глаз.
– Друзья! – сказал один из гостей. – Сердце и рассудок непримиримы: что откажется вместить в себя ум, то покажет вам сердце – этот неверный кафир[42]. Взгляните на Лейли глазами Маджнуна[43].
– Поистине, так оно и есть, – хором ответили все.
Я неотлучно был при гостях, как приказала мне пери. Хотя юноша настоятельно приглашал меня разделить с ним чашу и трапезу, но, боясь прогневить свою пери, я не мог расположить себя ни к еде, ни к питью, ни к развлечениям и отказывался от всего, говоря, что занят с гостями. Так прошло трое суток; на четвертую ночь он позвал меня и с жаром принялся говорить:
– Теперь нам пора уходить. Забросив ради вас все дела, мы находимся в вашем распоряжении целых три дня. Хоть напоследок присядьте с нами и порадуйте наше сердце.
«Если я и теперь его не послушаюсь, – подумал я про себя, – то он обидится, а ведь к новому другу, когда он твой гость, надо быть особенно внимательным». И тогда я сказал:
– Я должен исполнить просьбу господина, ибо учтивость превыше всего.