Настя резко встаёт. Её стул скрипит, нарушая тишину.

– Извините, – говорит она, не глядя на меня, и выходит из аудитории.

Я смотрю на дверь, которая медленно закрывается за ней, и чувствую, как что-то внутри меня рвётся.

– Продолжим, – говорю я, но голос звучит чужим.

Студенты переглядываются, но никто не задаёт больше вопросов. Я продолжаю лекцию, но мысли мои там, за дверью, с ней.

С Настей.

Я вырвалась из аудитории, как из клетки, едва не споткнувшись о порог, который внезапно стал выше, чем я помнила. Воздух ворвался в легкие, но вместо облегчения принес с собой осколки – острые, колючие, будто я вдыхала не кислород, а битое стекло. Руки дрожали так, что я вцепилась в подоконник, чтобы не упасть, но пальцы скользили по холодному пластику, не находя опоры.

За спиной дверь захлопнулась с глухим, окончательным звуком, будто за мной навсегда закрыли вход в мир, где я еще могла притворяться, что всё в порядке.

Не оглядывайся. Не смей оглядываться.

Но я обернулась. Через узкое стекло в двери увидела его. Он стоял у доски, стирая мелом что-то, что уже давно не имело смысла. Его пальцы сжимали тряпку так, будто это была моя шея, будто он стирал не слова, а меня – мои мысли, мои чувства, мою глупую надежду.

Я побежала. Не в туалет, куда все бегут рыдать, где можно спрятаться за звуком текущей воды и притвориться, что слезы – это просто брызги из раковины. Нет, я побежала на третий этаж, в заброшенную гардеробную, где пахнет нафталином и старыми страхами. Там, в полутьме, я прислонилась к стене и медленно сползла вниз, пока колени не уперлись в подбородок. Сердце колотилось, выбивая ритм позора: «Ты-ду-ра. Ты-ду-ра».

В кармане завибрировал телефон.

Сообщение от Евы:

«Ты жива? Что произошло?».

Я выключила экран, но свет от него еще секунду плясал перед глазами, как после вспышки фотоаппарата. В темноте гардеробной всплыли его губы – теплые, с привкусом кофе и вины.

И его сообщение: «Не хочу тебя выбрасывать из головы».

Шесть слов, которые перевернули всё. Я хранила их в телефоне, как запретный плод, перечитывая ночью, когда страх растворялся в темноте, а я могла представить, что он рядом, что он чувствует то же, что и я.

Но сейчас, под давлением дневного света, это казалось ошибкой.

Он – профессор.

Ты – студентка.

Он – старший брат твоей лучшей подруги.

Ты – девочка, которая до сих пор боится темноты.

Я закрыла глаза, но его образ не исчезал. Он был везде – в каждом вдохе, в каждом ударе сердца, в каждом уголке этой проклятой гардеробной.

Не знала, как быть дальше. Чувство, которое словно грозило разорвать мне грудь, требовало выхода, будто бы я была готова поделиться своими переживаниями со всем миром.

Я сидела в заброшенной гардеробной, погруженная в свои мысли. Время тянулось медленно, как густой сироп, и каждый миг был наполнен болью и смятением. Мои пальцы нервно теребили край юбки, а сердце билось в такт тревожным мыслям. Я думала о нем, о его словах, о том, что он значил для меня.

В голове проносились воспоминания: его взгляд, его голос, его запах. Я пыталась понять, что делать, как жить дальше. Но каждый раз, когда я пыталась найти ответ, передо мной вставал его образ.

Наконец, собравшись с силами, я поднялась, отряхивая юбку от пыли. В зеркале на стене поймала свое отражение – бледное, с размазанным карандашом под глазами. Я выглядела как клоун или как дура, которая влюбилась в того, кто разбивает сердца между лекциями о Фрейде.

Решительным шагом я направилась обратно в аудиторию. Перемена только начиналась, и коридоры были полны студентов, спешащих на следующие пары. Я пробиралась сквозь толпу, чувствуя себя потерянной и одинокой.