Но Эдуард Бернштейн меньше всего походил на белку в колесе, которой доставляет удоволствие безостановочное верчение. Выступив в середине 90-х годов против Маркса, который подверг Готскую программу критике, он объявил его теорию устаревшей и выдвинул собственную теорию реформирования капитализма и построения социализма посредством достижения компромиссов с буржуазией[5].

Построение капитализма стало идефикс и наших перестроечников, о чем до поры до времени никто из них, сплошь членов КПСС, прямо не говорил и о чем спустя десять лет после начала перестройки с обескураживающей прямотой проговорится один из «младореформаторов», ныне первый заместитель председателя Банка России Алексей Улюкаев: «Те, кто, проводя жизненно необходимую операцию, да еще при отсутствии антибиотиков, перевязочных средств, стерильных инструментов, даже электричества, делает нередко больно, редко удостаиваются доброго слова и благодарности современников. Напротив, их удел – беспощадная, подчас разнузданная критика. Это ничего. Пусть нашим общим памятником будет построенный в боях капитализм. Аминь».

Бои они устроили – от уличных бандитских разборок, расстрела собственного парламента и двух подряд войн в Чечне. Обильную жертву собрали и продолжают собирать. Общим памятником для них стала рухнувшая в 1998 году финансовая пирамида государственных казначейских облигаций (ГКО).

Подобный исход не могли предсказать даже западные эксперты, которых пригласила в 1992 году в Россию для проведения «шоковой терапии» новая власть, сама не имевшая понятия о том, как из социализма сделать капитализм. Но они увидели другое, о чем дин из этих западных экспертов – молодой экономист из Гарварда Джерри Сакс – сказал спустя два года работы в нашей стране: «Когда мы приступили к реформам, мы чувствовали себя врачами, которых пригласили к постели больного. Но когда мы положили больного на операционный стол и вскрыли его, мы вдруг обнаружили, что у него совершенно иное анатомическое устройство и внутренние органы, которых мы в нашем медицинском институте не проходили».

Западные экономисты и эксперты не проходили. А вот инициаторы перестройки, избалованные привилегиями, проходили. Как прошли ее в своем «медицинском институте» пришедшие им на смену «младореформаторы», чье формирование как граждан пришлось на время правления Хрущева с его поклонением культу сытой жизни и их эквиваленту деньгам[6]. С Хрущева и началось регулярное повышение цен вначале на «предметы роскоши» (ювелирные изделия, хрусталь, мебель, ковры), а потом и на всё подряд, в чем население особенно нуждалось. В то же время облигации, выпущенные ранее и в огромном количестве накопившиеся у населения, при Хрущеве были заморожены, зарплаты и пенсии стали стремительно сокращаться, что ощущалось народом особенно болезнено на фоне непрерывно дорожавших цен на продукты питания и предметы первой необходимости. Недовольство населения проводимой Хрущевым политикой росло и вылилось в 1962 году в открытый бунт рабочих Новочеркасска, закончившийся расстрелом участников демонстраций. Ко времени развала СССР зарплаты и пенсии упали до постыдно низкого уровня и неизвестно, достигнут ли он когда-нибудь прежнего советского уровня. (Если принять во внимание, что нынешний масштаб зарплат и пенсий относится к уровню зарплат и пенсий конца 80-х годов прошлого века, как 100 к 1, то с учетом сегодняшних цен на основные продукты питания, лекарства и оплату коммунальных услуг, основная масса населения России впала в состояние губочайшей нищеты[7].)

Объективности ради скажу, что меркантильные интересы с нелегкой руки Хрущева еще до начала перестройки завладели умами значительной части населения. А так как у денег есть одно неприятное свойство – их всегда оказывается фатально мало, – то эта часть населения, прежде всего русские как самая многочисленная часть советского народа, стала с прохладцей относиться к своей работе. В широкий оборот вошла поговорка, адресованная не только руководителям производств, но и властям всех уровней: «Вы делаете вид, что платите нам зарплату, а мы делаем вид, что работаем».