«Вы, очевидно, знаете, – сказал он, обращаясь к депутатам, – что поддержанная вами программа перехода к рынку “500 дней” по выходу из кризиса не может быть реализована. Ожидание договоренности между республиками о единой экономической политике выхода из кризиса превысило все разумные сроки. Хуже того, возникли трения между республиками. Инерция разлагающих экономику дезинтеграционных процессов очень высока: программа содержала в себе специальные механизмы, которые позволили бы остановить ухудшение ситуации, но за пятьдесят дней – а это половина первого этапа реформы – ничего не было сделано». Закончил свое выступление перед депутатами Явлинский словами: «Выполнение программы перехода к рынку, как она была задумана, фактически невозможно… Вход в рынок в данном случае будет не через стабилизацию, а через усиливающуюся инфляцию. Поскольку считаю себя одним из основных авторов программы, которая хотя и была принята, но не реализована, в том числе и в результате решений, принятых правительством, в котором я состою, прошу Верховный Совет РСФСР принять мою отставку».

Спустя еще пятьдесят дней Борис Николаевич Ельцин скажет: «Да, мы допустили несколько тактических ошибок. Я лично тоже. Убаюкал нас Горбачев, сделав вид, что программа “500 дней” – это совместная программа… И мы поверили. Мы ведь и раньше знали, что он обманывает постоянно и народ, и тем более демократов и демократию… Мы потеряли четыре месяца. Нам пора идти в наступление. Демократия в опасности»[10].

Чтобы спасти «демократию от опасности» и «перейти в наступление», Ельцин, не имевший своей команды, стал действовать сугубо по-большевистски, то есть по принципу «наш» или «не наш», «свой» или «чужой». «Наши» и «свои» тут же стали появляться из-под земли, как грибы после дождя, и в довольно короткое время вокруг Ельцина стали кучковаться молодые Борис Федоров и его тезка Немцов, Петр Авен, Андрей Нечаев и множество других «младореформаторов», о которых руководитель администрации президента России Сергей Александрович Филатов в 1993 – 1996 годы скажет в книге «Совершенно несекретно»: «Тогдашняя команда демократов была довольно разношерстной, едва ли не каждый в ней жаждал первенства, известности и выступал непременно “от имени и по поручению” чуть ли не всего народа».

Тогда же в Москве появился 35-летний Анатолий Борисович Чубайс, работавший ранее первым замом Ленинградского горисполкома. Это был первый питерец из числа «птенцов гнезда Собчака», следом за которым «перелетят» в Москву и займут все высшие должности в новой России другие «птенцы», в короткое время ставшие «орлами» – от заурядных падальщиков до стервятников и могильников. Свой напористостью и жестоким отношением к оппонентам Чубайс настолько пленил Ельцина, что уже в ноябре 1991 года он делает его председателем Госкомимущества в правительстве, формальным председателем которого является сам, фактическим же – всего на год моложе Чубайса Егор Тимурович Гайдар. В 1993 году в Москву из Питера «перелетел» давний друг Чубайса Альфред Рейнгольдович Кох – самый молодой из «птенцов гнезда Собчака», которому только-только исполнилось 32 года. Он тут же назначается первым заместителем председателя Госкомимущества. Это о них двоих, Чубайсе и Кохе, в бытность их работы под началом Собчака, – в Питере ходил анекдот. Останавливают такси и садятся. Водила спрашивает: «Куда везти?» Ему отвечают: «Куда хочешь, шеф, мы всюду нужны!»

Молодой и бесшабашный, как пьяный танкист, оказавшийся на тесных кривых улочках заштатного села, Чубайс попер напролом, не обращая внимания на то, что под гусеницами его танка гибнут не только ветхие хибары, но и люди. Всего три года понадобилось ему, чтобы начать и практически завершить приватизацию, в результате которой огромная часть государственной собственности перешла в частные руки.