Монархия, возникающая на почве слияния власти с собственностью, нуждается в огромном бюрократическом аппарате, который берет под жесткий контроль решительно все стороны жизни общества на всем пространстве страны. Однако эта громоздкая пирамида только кажется незыблемой: поставленная на «попа»-монарха, будь этим «попом» царь, генсек или президент, – она чрезвычайно неустойчива, нуждается в бесчисленном множестве подпорок, от которых не становится прочней, и потому делает основной упор на военную силу, что хорошо видно из приведенной выше статьи Ульянова «Роковые войны России», а не на действительное разрешение внутренних проблем, которых у нас всегда было «выше головы».[34]

Почувствовав слабость монарха, помешанного, как и все его предшественники, на войнах и номинально являвшегося «хозяином всея Руси», его ближайшее окружение в лице правительства решило самоустраниться от него, урвав при этом свою долю собственности. Раскололся и огромный бюрократический аппарат, а вместе с ним силовые структуры. Произошло отчуждение власти от собственности, которая перешла в частные руки. Народился новый класс – класс крупной буржуазии. Выразителем этого нового класса в 1916 – начале 1917 года стал так называемый Прогрессивный блок, представлявший большинство в Государственной думе. Именно тогда в России и возникло реальное двоевластие, ничего общего не имевшее с тем двоевластием между Февральской и Октябрьской революциями, о котором мы знаем из школьных учебников. Между двумя ветвями этой уродливой власти, основанной на дележе собственности, началась бешеная грызня за эту самую собственность. Ее-то и имел в виду великий князь А. Романов, когда предупреждал Николая II о готовящейся его правительством революции.

Конфликт между двумя властями из-за собственности принял в ходе войны откровенно циничный характер, как предельно циничный характер приняло присвоение собственности ничтожной кучкой лиц при Ельцине в пору крушения Советского Союза (и это при том, что власть во главе с Ельциным нагло лгала народу: «Нам не нужны собственники-миллионеры, нам нужны миллионы собственников»).

Царь, ужаснувшийся размаху грабежа России, попытался направить этот грабеж в контролируемое русло, чтобы и новоявленные нувориши остались довольны, и чтобы его личные интересы не пострадали. С этой целью он прибегнул к излюбленной тактике всех слабых политиков – перетасовке глав правительства, на которых удобно взваливать ответственность за собственные промахи и ошибки. В короткое время престарелого Горемыкина (в 1914 году, когда Николай II назначил его председателем Совета министров, Ивану Логгиновичу шел 75-й год, что вызвало удивление самого Горемыкина: «Не понимаю, зачем меня вынули из нафталина?») заменил Штюрмер, того Трепов, а последнего Голицын – один другого никчемнее. Когда же эта перетасовка не принесла ожидаемых результатов, Николай II ударился в мистику. Важнейшие государственные решения принимались под влиянием «советов» невежественного попа-расстриги Распутина, а после его убийства – столь же невежественного француза-теософа, пригретого при дворе.[35]

Между тем новоявленный класс собственников, воспользовавшись войной, ринулся рвать на куски общероссийское достояние. Очевидец этих событий, впоследствии эмигрант и историк Г. Катков писал: «Кровь льется на полях сражений, а в тылах льется золотой дождь. Жажда прибыли и легкого обогащения охватила всех, имеющих хоть какое-либо касательство к торговле и промышленности, к контрактам на поставки, к снабжению и перевозкам. Напоминание об обязанности служения отечеству звучит наивно. Злоупотребления периода турецкой войны 1877—1878 годов кажутся детской игрушкой по сравнению с тем, что происходит сегодня. Деньги гребут не только люди, профессионально занимающиеся торговлей и снабжением, а почти каждый, кто может, – депутаты Государственной думы, заседатели городских дум, общественные и политические деятели, журналисты».