. В изначальном виде религия предоставила человеку выбор: или он останется существом биосоциальным, или переродится в существо социобиологическое. Выбор невелик, но принципиально важный в сути понимания свободы. В первом случае человек остается биосоциальным существом – свобода сводится к возможности неограниченного потребления, и тогда, говоря языком философов, превращается в «отрицательную свободу». Во втором случае человек перерождается в социобиологическое существо, и тогда свобода открывает перед ним неограниченные возможности для самосовершенствования, а сама превращается в «положительную свободу». И в первом, и во втором случаях свобода остается свободой, т. е. правом человека поступать в соответствие со своими интересами и целями, – однако в первом случае развивается по горизонтальному вектору, а во втором – по вертикальному.

Свобода, понимаемая как ничем не стесняемая возможность неограниченного потребления, сводится к одному: к безудержной гонке за богатством. «Поэтому-то и погибло все то, что придавало жизни настоящую ценность и значение, – писал древнеримский историк, литератор и флотоводец Плиний Старший, – и унижение стало главным средством к повышению; все предаются унижению, каждый по-своему, но желания и стремление всех направлены на одну и ту же цель – на богатство».

Тиберий говорил, что всякая власть корыстолюбива и нет в ней никого, кто не стремился бы к личному обогащению (слова Тиберия актуальны и поныне). Того же мнения придерживался и Веспасиан. Не случайно на все должности, так или иначе связанные с возможностью быстрого обогащения, Веспасиан назначал, как свидетельствует Светоний, «самых хищных чиновников», используя их как губки: «сухим дает намокнуть, а мокрое выжимает». Когда Веспасиану доложили, что сенат решил поставить ему на общественный счет памятник неимоверной цены, он тут же протянул ладонь и сказал: «Ставьте немедленно, вот постамент». Той же тактики личного обогащения придерживался и его сын Тит, хотя в способах наживы он отличался большей щепетильностью, чем отец.[16]

Тиберий был категорическим противником назначения в провинции наместников на короткий срок. В этом случае, говорил он, государственный деятель в мгновение ока ограбит подвластное ему население. Назначение же наместников на продолжительное время удлинит сроки грабежа и сделает этот грабеж менее обременительным для народа. В доказательство своей правоты Тиберий приводил в пример мух, облепивших умирающего от ран человека. Немилосердно, говорил он, отгонять насытившихся мух; на их место тотчас налетят другие и доставят умирающему новые страдания.

С жадностью сановников могло сравниться разве что только их чванство. В 16 году сенат, памятуя о том, что Тиберий выступает против сокращения сроков службы наместников, предложил назначать магистров не на один год, как это было установлено законом, а на пять лет. Тиберий отверг это предложение, заявив: «Если назначение на один год делает людей такими заносчивыми, то что станется с ними через пять лет?»

Стремление к наживе, поразившее Римскую империю, вытеснило из людей все остальные чувства вплоть до элементарного сострадания (на аренах римских цирков были убиты в поединках и растерзаны дикими зверями многие тысячи людей, – страстью к кровавым зрелищам был заражен буквально весь народ от мала до велика без различия полов, как сегодня неимоверно выросло – в том числе в России – число поклонников «боев без правил»). Каждый стремился к личному обогащению и использовал для этого все доступные ему средства. Показательна история, приключившаяся с неким всадником, имя которого история не сохранила. Долгое время этот всадник был дружен с фаворитом Тиберия Сеяном, что приносило ему дивиденды: к всаднику обращались за содействием те, кому необходимо было добиться аудиенции если не у самого императора, то у его фаворита, подносили ему дары, давали крупные взятки. Когда же Сеяна обвинили в государственной измене и казнили, всадника привлекли к суду как соучастника. В защитительной речи, обращенной к Тиберию, всадник сказал: «Нам не подобает судить о том, кого и по каким причинам ты возвеличиваешь над другими: тебе боги дали высшее право решать дела, нам же оставили только доблесть послушания. Мы видим только то, что открыто лежит перед нами, видим, кто получает от тебя богатство, почести и силу вредить или приносить пользу другим. Угадывание сокровенных мыслей властелина – вещь недопустимая, опасная, а кроме того и бесплодная».