В покои барыни посторонним мужчинам был вход заказан. Под страхом смерти.

— Здравствуй, Лада! — произнёс топтавшийся на пороге и комкающий в руках фуражку крепкий бородач с глазами хитрыми, по-татарски узкими и масляными. — С позволения благодетелей обвенчают нас вскорости. Я и подарок тебе справил, не побрезгуй, в уездный город за ним ездил.

И протянул белый свёрток, косясь на барыню, и пару раз до и после своего сказа поклонившись в ноги благодетельнице.

4

— Смотри, какие дары! — заговорила барыня уже совсем с иностранным выговором. Она вдруг вскочила на ноги, приняла из рук приказчика свёрток, чтобы тут же нетерпеливо развернуть его.

Лада и взглянуть не смела, ей было не до того. Голова кружилась, перед глазами темно сделалось, и она уже молила Господа о спасительном обмороке. Как было бы хорошо, в самом деле, упасть в обморок, сказывала Надя, что грамоте обучена, что в книгах написано: барышни в столице носят повсюду нюхательную соль. Дабы не упасть в обморок тогда, когда это совсем неуместно.

Впрочем, в тех же книгах написано, что они затягивают себя в тиски ради тонкой талии, а это совсем диковинно. Разве станет девица страдать ради того, чтобы кто-то поверил в тонкий стан? Напротив, крепкой должна быть невеста, плодородной.

— Взгляни, милочка, какой красивый гребень, ещё и костяной! А зеркало на ручке в оправе медной, будешь жить как богачка!

Когда барыня злилась или была не в духе, она всегда называла девок «милочками». Лада понимала, что надо благодарить, что именно этого ждёт, кусая губы, барыня, но не смогла вымолвить ни слова.

Мысли крутились и опять возвращались к Богдану. Нет, это жуткий сон, надо проснуться — и только!

— Все сюда, поздравьте жениха и невесту! — крикнула барыня, хлопая в ладоши. Сейчас она казалась Ладе нечистой силой, мгновение — и обратится.

В светлицу испуганной стайкой вошли остальные девушки и испуганно посмотрели на происходящее. Потом горничные, лакеи, которых согнала баба Хрися, чтобы угодить хозяйке. Молчание прервалось, сначала робко, а потом всё смелее с руки той же нянюшки начали раздаваться выкрики и пожелания долгой жизни, счастливой судьбы.

Баба Хрися и образ Богоматери приволокла, а Лада всё не могла сдвинуться с места, как в тот день, ей десять лет тогда было, затянуло в омут, уже призраки в воде мерещиться стали, а двинуть ни рукой, ни ногой, не могла. Не смела, будто сила какая наложила заклятье.

Но тут либо действуй сейчас, либо молчи навеки и плачь в подушку. Боязно, как в тот омут снова броситься, но всё одно без Богдана!

— Матушка, пощади! Ради Христа Бога прошу вас, смилостивитесь, — образ в руках барыни оказался весьма кстати. Лада бухнулась на колени и смотрела на печальный лик Богоматери. — Не могу я быть женой ему, люб мне другой, я ему слово тайное дала!

Лада почти кричала, потому что знала: станет говорить тихо как обычно, никто внимания не обратит. Барыня любит показное милосердие, тем более захочет его проявить, когда именем Бога просят!

Припала к стопам хозяйки, дрожала, зуб на зуб не попадал.

— Христина, запри эту негодницу, да чтобы не сбежала, головой отвечаешь! Ишь, что удумала, слово раздавать, как будто оно тебе принадлежит! А мы со свадьбой поторопимся, а ты Тихон тоже готовься, дурь из неё выбьем.

Ладу подняли под руки, плеснули в лицо студеной водой из графина и увели в чулан под лестницей. Баба Хрися шла рядом и заглядывала ей в лицо, то увещевая, то грозя карами неслыханными, и всё как-то жалостливо выходило, но Лада едва понимала, что происходит. Знала, что жизнь кончена, а как всё поправить, Господь ведает, да ей не скажет.