Лада моргнула, и всё стало как прежде.

— Урок номер один: если при тебе кто молитву читать начнёт, пропадай, сгинь с глаз, пока не поздно. Дядя Митяй тебе поможет, познакомлю вскоре, но ты не слишком ему верь.

— Как это?

— Ну так: верь да проверяй. У меня спрашивай, у девушек.

Праскева принялась знакомить Ладу с девушками. Все они казались красавицами: тоненькими, с длинными распущенными волосами, с огромными очами, смотрящими в душу, с идеальной полупрозрачной кожей. Бледные, все как одна, Лада первое время путала их между собой.

Приглядишься — разные, у Василины волосы цвета спелой ржи, у Ряски глаза зеленые, будто листья березы по весне, а Спиридона росточку небольшого, совсем девчонкой меж прочих кажется.

А когда девы хоровод начинали водить, то становились похожими, как единоутробные сёстры.

— Сколько я уже здесь? — спросила как-то Лада, когда по её ощущениям минуло несколько дней с момента пробуждения.

Всё это время Лада по её мнению бездельничала: волосы гребнем расчёсывала, стали они не в пример гуще, чем ранее, песни местные разучивала, тягучие, бесконечные и полные невыразимой тоски, от них хотелось плакать, но не получалось. Глаза, привыкшее к воде, не желали отдавать влагу, наверное, считали, что здесь её и так слишком много.

А ещё Лада училась плавно двигаться, оказалось, это совсем несложно. Махнёшь правой рукой — рыбок себе подманишь, они красивые водоросли принесут: вплетаешь в волосы, и они сами очищаются. Левой рукой воду взбаламутишь, Ильмень охладится, туман на него ляжет, тоской разгонит подходящих к воде, можно не опасаться любопытных глаз.

Иногда и утопленницам нужда настаёт выйти на поверхность, так Праскева говорила.

— По нашему времени меньше одного срока, а наверху лето прошло, осень, зима, и снова настало лето. Сегодня с нами пойдёшь, увидишь.

И больше ничего. Лада от скуки занялась тем, что напросилась с Василиной ухаживать за садком из бурых и красных водорослей. Они походили на луговую траву, только вместо мышей-полёвок между ними сновали маленькие серые рыбки.

— Они помогают растить траву. Пока она растёт, и нам место здесь будет.

— А мы, правда, умерли? — с содроганием спросила Лада, всё ещё не веря ни в воду вокруг, ни в рыбок, ни в возможность загробной жизни, потому что отец Дионисий говорил о Рае, где можно встретить любимых, а Богдана или матушки здесь не было.

— Утопли. Я уже три срока как назад, но ещё наверх выхожу, — тут Василина схватила Ладу за руку и зашептала на ухо: — А Праскева скоро не сможет, потом и вовсе уйдёт.

И показала пальчиком на водоросли. А больше ни слова.

Наконец, настало время. Лада вернулась из садика, усталая, но вполне довольная проделанной работой, хотя даже не понимала, в чём её смысл, и Праскева приказала красоту навести. Ладе выдали уголёк для подвода глаз, и одна из девушек аккуратно провела остриём по векам, снова ничего не объяснив, потом новые подруги, если их так можно было назвать, сплели красивый венок из водорослей, закрепили на голове, и Праскева приказала строиться.

Наверх отправились пятеро. Лада крепко решила, что при первой удобной возможности сбежит в деревню, если всё правда, то времени прошло немного, отец должен не испугаться, пустить её домой, рассказать, что о Богдане слышно.

Ночь выдалась тихой и лунной. Молодой месяц теперь казался Ладе огромной свечой, света её достаточно, чтобы никто не спрятался. Выходила из воды Лада последней, воздух давил на грудь, дышалось тяжело, но вскоре она привыкла.

И увидела знакомую раскидистую иву.

2

Дорогу на поверхность Лада старалась запомнить, но не огорчалась, когда путалась в поворотах, потому что обратно возвращаться не собиралась. Всё как-то сложилось в голове: сейчас выйдет она на свободу и убежит к людям. В зеркалах, в которые её новые «сёстры» любили смотреться, отображались вполне себе красивые девушки, даже слишком красивые, как на картинах, что висели у барыни Алины Никаноровны.