Я начал укладывать ветки шалашиком. В центр, на вытоптанную землю, постелил бересту, сверху набросал сухой травы – получилось нечто вроде гнезда. Чиркнул зажигалкой – искра вспыхнула, и вот уже огонь весело заплясал между веток, потрескивая и извиваясь. Тёплый оранжевый свет разлился по поляне, отгоняя холодный сумрак леса. Мы с Мишкой, усевшись на бревне, протянули к огню уставшие ноги – блаженное тепло начало медленно разливаться по телу, согревая продрогшие мышцы.

Я окинул взглядом наш лагерь. Две палатки стояли бок о бок, их силуэты чётко вырисовывались на фоне темнеющего неба. Колышки крепко удерживали растяжки, не позволяя ветру играть с тентами. Рядом с палатками высилась аккуратная поленница – запас дров на ночь. Наши рюкзаки примостились у входов в палатки, а котелок уже начинал тихонько булькать над огнём.

Мишка потянулся, хрустнув суставами, и произнёс:

– Неплохо устроились, а?

Я кивнул, чувствуя, как напряжение долгого дня постепенно отпускает. Запах лесной свежести смешивался с дымком костра, создавая неповторимый аромат походной жизни. Где-то вдалеке ухнула сова, напоминая о том, что мы здесь не одни.

– А теперь можно и отдохнуть, – выдохнул Мишка. – Давай, выкладывай свои кулинарные шедевры, шеф-повар.

– Гречка с тушёнкой.

– Сойдёт, – кивнул он, устраиваясь поудобнее и доставая флягу. – После такого перехода я бы и сырую картошку съел.

Густой аромат разносился по поляне. Мишка снял котелок с огня и поставил на плоский камень рядом с нами.

– Налетай, – сказал Мишка, зачерпывая ложкой эту пищу богов.

Густая, ароматная каша, кусочки мяса, блестящие от жира – всё это выглядело необыкновенно аппетитно. Первая ложка, правда, обожгла язык, но голод не терпел церемоний. Мы ели молча, скорее даже жадно, с такой сосредоточенностью, словно боялись, что кто-то отнимет у нас эту драгоценную еду.

– Эх, хорошо пошла, – выдохнул я, соскребая остатки каши со стенок миски. – Только вот… зябко становится.

Мишка прищурился, губы изогнулись в усмешке.

– А это мы мигом исправим, – подмигнул он, будто фокусник перед главным трюком.

Янтарная жидкость наполнила кружки, металл которых тут же запотел от контраста с прохладным ночным воздухом. Звон посуды эхом разнёсся по притихшему лесу.

– За наше приключение! – провозгласил Мишка, поднимая кружку к звёздному небу.

Мишка удовлетворённо промычал и откинулся на бревно, вытягивая ноги к костру. Его лицо, освещённое пляшущими бликами пламени, излучало безмятежность и почти детскую радость.

Лес вокруг, недавно казавшийся зловещим лабиринтом, теперь выглядел почти уютным. Шелест листвы на лёгком ветру напоминал тихую колыбельную, а потрескивание веток в костре создавало иллюзию домашнего очага. В чаще раздался протяжный крик какой-то птицы, но даже он не вызывал прежней тревоги. Мир вокруг больше не казался враждебным – скорее, загадочным и полным тайн, ждущих своего часа.

Я откинулся на спину, закинув руки за голову. Взгляд упёрся в бездонную черноту неба, усыпанного мириадами мерцающих звёзд. В городе, где свет фонарей затмевает небесные огни, такого не увидишь.

– Красота-то какая, – протянул Мишка, сладко потягиваясь. – Тишина, звёзды… Никакой суеты.

Я кивнул, соглашаясь.

– Ты чего такой кислый? – Мишка ткнул меня локтем в бок. – Мы же на природе, отдыхаем. А ты сидишь, будто у тебя зуб болит.

– Да не кислый я, – проворчал я, ковыряя палкой землю. – Просто задумался.

– И о чём же таком серьёзном, что аж лицо перекосило? – Мишка подсел поближе, заглядывая мне в глаза.

– Да так… – я швырнул под ноги подвернувшийся камешек. Тот покатился вниз по склону, подпрыгивая на кочках. – О жизни, о вселенной, обо всём вот этом…