Елена с содроганием вспоминала то место, из которого сегодня ушла, и она хотела, чтобы пешая прогулка по незнакомому коридору никогда не заканчивалась, только бы не возвращаться назад.

Потом Коржикова стала задаваться разного рода бесполезными вопросами, типа, почему ее освободитель не представился, или как долго еще идти, и куда? Эти вопросы она повторяла снова и снова, будто не желая покидать этого замкнутого круга, который должен был держать ее на месте, словно якорь…

Эти вопросы, рождаемые ее сознанием как бы в полусне, не нуждались в ответах. Елена, какой-то частью мозга понимая, что, в конечном счете, придется прекратить это странное «хождение», вдруг ясно для себя отметила, что иногда ее «знакомый-незнакомец» то исчезнет, то вновь появится, словно, плохо работала видеокамера, на которую вся «прогулка» Коржиковой снималась неизвестным оператором, а она лишь смотрела на всё это со стороны, изредка наблюдая помехи на экране. Елена только сейчас обратила на это внимание и снова почему-то не удивилась, будто сталкивалась с этим тысячу раз, а сегодня вот – тысяча первый: в общем – ничего нового.

«Почему он не представился?» – вновь задалась Коржикова бесполезным вопросом, как только прошла первые триста метров по незнакомому коридору: здесь она еще ни разу не была. Её освободитель шел молча, иногда оглядываясь, чтобы посмотреть, не потерялась ли Елена, но она и не думала «теряться». Она все еще не могла говорить, поскольку язык ее онемел, и Коржикова, на лице которой блуждала глуповатая улыбка, все шла и шла за незнакомым «убийцей-освободителем». Как странно сложились сейчас у нее в голове эти два слова, так не похожие друг на друга, но такие точные, что именно они и врезались ей в голову на долгое время, и Коржикова, пока они шли, называла его именно так. И пусть это было лишь её придумкой, которой она ни с кем не собиралась делиться в будущем, (а это будущее, несомненно, у нее будет – в этом она теперь уверена), Елена, тем не менее, была права во всем.

Она еще о чем-то себя спрашивала, но, по-прежнему, не находя хоть каких-нибудь простых ответов, Елена стала прислушиваться к себе. И вдруг она поняла, что ей очень легко идти, будто ей совсем ничего не мешает. Она с тревогой, вдруг возникшей почти одновременно с этой легкостью, опустила глаза и посмотрела на свой живот – он никуда не делся – значит, ребенок всё еще там. Странно, что она думает, будто незнакомец хотел украсть ребенка. «Но, ведь, не украл же» – успокаивала себя Елена, делая шаг за шагом, уходя все дальше от ненавистного госпиталя.

Елена шла за незнакомцем, не обращая внимания на людей, иногда попадавшихся в этом чужом коридоре. Почему она здесь никогда не была? Как она могла не заметить его, когда дорога с южной части острова на северную была одна? Если только они не свернули в какой-нибудь едва приметный «проулок», чтобы потом оказаться здесь. Елена лишь один раз хотела спросить незнакомца, куда он ее ведет, но как только открыла рот, поняла, что с онемевшим языком это не получится. Потом она подумала, что уж лучше идти из госпиталя, чем в госпиталь, и пусть этот путь будет ей неизвестен, зато она свободна, и никто не будет больше колоть ей болезненных уколов.

Вдруг ее окликнул мужской голос:

– Елена! – крикнул этот кто-то. – Коржикова, привет!

Она остановилась, и посмотрела на того, кто только что поздоровался: перед ней стоял совершенно незнакомый тип, который улыбался во все тридцать два зуба, словно Коржикова была его старой знакомой.

– Извините, я вас не знаю, – тихо произнесла Елена и хотела пойти дальше. Но человек, преградивший ей путь, не дал и шагу ступить.