Рейс в одну сторону 3 Федор Лопатин

Наверху дул сырой ветер: лифт вынес людей на крышу третьего уровня, где, в двадцати метрах от выхода была оборудована вертолетная площадка. Малыш поднял воротник пиджака и отвернулся от ветра, бросившего в него невидимую россыпь морского песка.

«Откуда здесь, на крыше, песок, черт бы его побрал?» – подумал Малыш, отплевываясь от него: он не знал, что к ночи в океане разыгралась буря, и теперь ее «остатки» добрались до «Цитрона». Сквозь тут же выступившие слезы, он посмотрел в пустое пространство лифта. Желтый свет кабины стремительно «сужался»: по мере смыкания стальных дверей, он превращался в полосу, с каждым мгновением терявшую свою «толщину». Малыш, не отрываясь, смотрел на нее, чувствуя, что эта полоска света – единственное, что связывает его сейчас с этим объектом. Связывает сильнее, чем он мог себе представить. Плавучий остров, на котором прошла часть его жизни, будто старался удержать его здесь подольше, и Малыш, чувствуя это, всё меньше хотел что-то менять в своей жизни. Он подумал, что так, наверное, подступает старость, когда хочется осесть на одном месте и никуда больше не рваться, не бежать… И пусть эта полоска света горела в островной ночи еще несколько секунд, что-то она, за это короткое время, успела тронуть в душе Малыша, до сих пор не испытывавшего странных чувств привязанности к гигантскому куску металла, плававшему посреди океана. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как исчезает эта полоска. О том, что она навсегда пропала, ясно дал понять стук сомкнувшихся дверей. Как только Малыш услышал металлический лязг, физически отделивший уже известное прошлое от еще не ясного будущего, глаза его сами собой открылись, и он повернулся к ждавшим санитарам.

Малыш вздохнул: долго ему придется околачиваться на «чужой» территории, откуда Бесфамильный может запросто послать его в другую часть Атлантики, дав парочку каких-нибудь особо важных заданий.

– Черт побери! – вновь выругался он, идя к белевшим в ночи носилкам, на которых лежал полуживой Королев. Санитары, стоявшие рядом с носилками, не решались, без приказа Малыша, нести их до ждущего вертолета, мигавшего красными сигнальными огнями.

В ночном небе, наполовину затянутом надвигавшимися тучами, ярко светили звезды, а в трех километрах от «Цитрона», на кораблях береговой охраны, горели белые в ночи прожектора.

Малыш, чувствуя, что что-то сейчас должно произойти, поморщился от шума вертолетных винтов: из-за них санитары не могли расслышать его голоса, и он, быстрыми шагами пройдя мимо них, жестом велел им идти к вертолету.

Носилки с Королевым белели в темноте, и Малыш опасался, что их заметят диверсанты, где бы они сейчас ни прятались: на далеком ли «Эвересте», затерявшемся в черноте ночи, или на берегу «Цитрона», освещаемом тусклыми уличными фонарями, жиденькая «нитка» которых едва виднелась с вертолетной площадки.

Малыш подошел к кабине вертолета.

– Замок открой! – крикнул он пилоту, когда тот чуть опустил свое окошко. Тот послушно нажал кнопку на своей панели управления – щелкнул замок, и Малыш заметил, как слегка дрогнула широкая дверь. Он схватился за кривую стальную ручку и отодвинул дверь в сторону. Перед ним обнажилось черное пространство вместительного брюха вертолета: оно казалось бесконечным, пока пилот не включил свет в салоне. Глазам Малыша предстало довольно тесное помещение, в котором, кроме двух скамеек ничего не было. Он прошел внутрь и сел на одну из них, а санитары положили носилки на другую: тело Королева, выпиравшее дно носилок, легло на длинное кожаное сиденье. Санитары выпрыгнули из вертолета, и задвинули за собой дверь.

Малыш сидел на противоположной скамье и тер руки: к ночи стало зябко, и он, мечтая о теплой постели, закрыл глаза, даже не посмотрев в маленький иллюминатор.

Сигнал тревоги, вдруг ворвавшийся в тесный салон вертолета, заставил Малыша подпрыгнуть на месте. Он хотел было шибануть кулаком в дверь кабины пилота, но после того, как мельком глянул в пыльное стекло иллюминатора, передумал: к ним неслась ракета. Он зажмурился: яркая точка на секунду ослепила его, будто это был свет сварки. Но когда в следующую секунду Малыш снова открыл глаза, то увидел, что та пронеслась мимо, оставив после себя в черном небе белесый дымный след.

– Чертов «Милан»! – выругался Малыш, вспомнив, как в молодости, проходя службу в иностранном легионе, наблюдал за испытаниями противотанкового ракетного комплекса, почти всё время стрелявшего не по цели.

– Наберут старья и рады, – вновь сказал он, понимая, что сам бы выбрал другой ракетной комплекс для диверсий, например «Джавелин», если бы был вместе с террористами. Однако, на свое счастье, он был на стороне «Цитрона», потому как в следующую минуту с «Эвереста», невидимого Малышу из маленького иллюминатора, вылетела ракета, «отобранная» у той группы диверсантов, что разгромила корабль, развороченные останки которого вот уже вторые сутки лежали на берегу, и подбила несколько ангаров в пяти километрах отсюда, руины которых удалось потушить лишь сегодня. Ответный огонь с горы был сделан как нельзя вовремя: террористы приготовились ко второму выстрелу, и в тот момент, как только они хотели запустить второй управляемый снаряд, с «Эвереста» взметнулась ракета, и, промчавшись далеко от вертолета Малыша, ударила во вражеский корабль, «прятавшийся» где-то в черном океане.

Малыш видел, как вдалеке от берега вспыхнул яркий свет взрыва, а через несколько секунд до его ушей донеся и сам звук: грохнуло так, что наверно, в этот момент проснулись во всех комнатах отдыха, компактно размещенных по всей территории объекта.

В огненном свете, брызнувшем в разные стороны, спугнув океанскую черноту, на несколько секунд показались силуэты кораблей береговой охраны, стоявших в некотором отдалении от того места, куда попала ракета с «Эвереста». Корабли вот уже как вторые сутки были выведены из строя – никто не успел доложить о том, что произошло в двух километрах от берега, и на «Цитроне» не знали, живы ли экипажи судов береговой охраны, или нет. Прожектора, горевшие на них, включались автоматически в темное время суток, и создавалось обманчивое впечатление, что экипажи всё еще целы. Нарушения связи, нерасторопность команды видеонаблюдения, и тех, кто наблюдал с берега, но не понял, что произошло, могла дорого обойтись «Цитрону». Искать виновных было некогда, да и никто сейчас этим не занимался: сорвавшееся так некстати отплытие секретного объекта, не давало сосредоточиться на его охране. Хорошо, что службы «Цитрона» достойно ответили диверсантам, подбив легкой ракетой один из их кораблей, вошедший в территориальные воды «Цитрона» еще днем. Малышу ничего не сообщили о том корабле, да он и сам был занят совершенно другими делами – подготовкой Королева к отправке на Терсейру, или куда там полетит вертолет, из которого он сейчас наблюдал, как горит огромный корабль террористов. С его высоких бортов в океан прыгали люди. На берегу «Цитрона» замелькали вспышки, будто десятки фонариков, то включались, то выключались сами собой, затеяв какую-то свою веселую, но странную игру: это автоматчики «Цитрона» стреляли по диверсантам, оказавшимся в воде.

Малыш еще пару минут наблюдал всю эту картину, пока, наконец, вертолет не поднялся в воздух. Илья Семенович Бесфамильный никогда не сообщал Малышу точных своих координат, и Терсейра, которая была последней в списке пунктов прибытия ценного груза, была «придумана» им для того, чтобы хоть что-то сказать своему верному псу о примерном месте их встречи. Малыш, всё еще веривший в порядочность босса, надеялся через пару часов увидеть ту самую гору, которую он несколько недель подряд наблюдал в мониторы, стоявшие в его кабинете: именно на нее, где стоял шикарный особняк – место встречи заместителей Морозова, были выведены камеры спутника, нынче сдохнувшие от вмешательства террористов.

Малышу было неуютно лететь – он боялся высоты, хоть и не смотрел больше в иллюминатор. Он всем телом ощущал под собой километр или два пустоты, в которой плескался океан. Сейчас он желал лишь одного – скорейшего приземления там, куда летел этот чертов вертолет. «Почему он так медленно летит?» – спрашивал неизвестно кого Малыш, заранее зная, что ему никто не ответит.

Ему казалось, что они летят часа четыре, или пять. Иногда ему мерещилось, что уже восходит солнце, но это было лишь обманом зрения: это горели прожектора, освещавшие те или иные участки мелких островов, цепь которых была расположена на пути следования к месту высадки.

Прожектора, бившие то в небо, то в скалы, отражавшие свет, в лучи которого попадал вертолет, раздражали пилота, и он нервно дергал штурвал, старясь уйти от ослепляющего света, отчего вертолет дергался в стороны. Малыш скользил по скамье то туда, то сюда, старясь удержаться за поручни, и матерился при каждом резком наклоне вертолета. «Вот только попадись ты мне в руки!», – думал он о пилоте, предвкушая, как выбьет ему зубы после посадки.

Когда вертолет тряхнуло в последний раз, Малыш увидел в иллюминаторе белые ровные стены – это была не скала, а огромное здание, сложенное из бетонных плит, лет, наверное, пятьдесят назад. Малыш разглядел, что в некоторых местах, на высоте нескольких десятков метров, (это он увидел, пока «висел» вертолет, выбирая место посадки), стены покрылись мхом и потеками, словно здесь когда-то был водопад, давным-давно высохший.